Читать книгу "Манифик - Тимур Александрович Темников"

тревожность преступника, та эмоция, которая не позволяет человеку думать рационально.

Убийца хочет убедиться в том, что он не оставил на месте преступления прямых улик, которые на него укажут. И для него это может подтвердить только факт пребывания его на месте во время следственных действий. Потому опытные сыскари всегда переписывают всех зевак поголовно, а потом прорабатывают их, собирая на них информацию, потому что следаки знают: среди толпы наблюдателей может затесаться тот самый виновник события.

Если ее догадка верна и они имеют дело с человеком, который понимает и умеет контролировать свои эмоции, то ловить такого психопата можно долго, а поймать станет невыполнимой задачей.

– Во сколько часов произошло убийство, конечно, определить нереально, – вслух размышляла она. – Мы, точнее, наши коллеги имели дело с утопленником, а тут временной промежуток плюс-минус сутки, и то если в воде гражданин пробыл недолго.

Дрозд предложила допустить, что преступления совершены в один день. Понятно, в каком направлении от города. Понятно чем. Понятно, что человек, побывавший в квартире убитой проститутки, тот же, что и опустивший бутылку на голову бомжа. Вопрос: когда безопасней совершить убийство на открытом воздухе, на берегу реки, пусть и не в самом обозреваемом месте, но все же? Утром, по пути к женщине из анкеты, предлагавшей интим-услуги, или вечером – по пути домой?

– Я думаю, вечером, – обратилась она с предположением к своим помощникам, тем самым предлагая обсуждение. – Ведь если убийство проститутки запланировано, ее нужно было найти в анкете, созвониться, договориться, то убийство бомжа скорее нет? Что скажете?

Задав вопрос Семе и Саше, она вдруг повторила про себя последние слова о том, что преступник совершил спонтанное злодеяние. А ведь это значило, что контроль его эмоций гораздо выше, чем у среднестатистического человека: у нее, лейтенантов напротив и ее соседей по лестничной площадке, – но все же не такой великий, как ей сперва подумалось. Такое автоматически меняло тип задачи, которую Дрозд собиралась решить, потому перевела ее из разряда «невыполнимых» в «сложные».

– Что у нас по поводу бежавших из психиатрических клиник и специнтернатов? – наконец вернулась она к вчерашнему заданию.

Оба помощника несколько секунд молчали в замешательстве, наконец Саша осторожно спросил:

– А на какой вопрос отвечать – на первый или второй?

Дрозд поняла, что участвует в диалоге сама с собой, а ее лейтенанты являются только греческим хором – наблюдают и вовремя поддакивают. Она нетерпеливо выслушала их предположения о времени второго убийства, потому что про себя уже пришла к выводу и просто сделала заинтересованное лицо.

Дальше Семен доложил о своих изысканиях. Оказалось, что из спецбольниц, в которых осужденные находились на принудительном лечении, сбежавших не числилось. Тех, кто числился, всех поймали. Один сумасшедший устроил себе побег из «Гиляровского» – клиники, которая стена в стену с Матросской Тишиной, но его тоже нашли, буквально вчера. Ребята из соседнего отдела рассказали, что ему мать помогла с побегом.

– Мать? – удивилась Дрозд. – А кто он и когда бежал? Если его вчера нашли, то три недели назад он вполне мог расправиться с нашими потерпевшими.

– Ну да, – со вздохом ответил Семен. – По времени его побег совпадает. Но там какое-то мутное дело. Пациенту уже слегка за тридцать, у него какая-то шизофрения, не знаю, много слов в диагнозе, на слух не запомнил, и частые обострения. Товарищ этот – их постоянный клиент, мать его сама туда кладет, а потом часто сама и забирает, вопреки наставлениям докторов, а так как она является его официальным опекуном, то по закону его держать в больнице не могут, он не настолько острый, чтобы удерживать его недобровольно, но, со слов медсестры, и не такой уж вылеченный, у них это называется «ремиссия», запомнил слово, – обстоятельно продолжал Семен, – чтобы находиться дома.

– А почему со слов медсестры? – спросила Виталина, выдернув из обилия слов своего помощника те, которые показались ей наиболее непонятными.

– Да потому что кто нам будет разглашать врачебную тайну без бумаги? Со мной и разговаривать не стали, сказали: «Давайте официальный запрос, получите официальный ответ». Но там в ответе, вы же знаете, кроме диагноза, ничего не будет – и то, хорошо, если не зашифрованного. Потом разберись, о чем они на своем птичьем начирикали.

– А что за медсестра? – требовала уточнений Дрозд.

– Да у нашего сержанта, который на входе в дежурке, оказалось, есть какая-то знакомая, у которой есть знакомая. В общем, я понятия не имею, кто она, но пообещал отблагодарить.

– Угу, – кивнула следователь, – тогда печатай официальную бумагу и дуй, – она посмотрела на Александра, сидевшего на стуле с полуоткрытым ртом, и поправилась: – И дуйте в больничку, иначе мы ответ на запрос месяц ждать будем. Заодно поговоришь с врачами и под запись с медсестрой, которую обещал отблагодарить, а там и выполнишь обещание.

– А как отблагодарить? – спросил вдруг Саша.

– Это вы уж, сыщики, сами решите. Да, и кто из вас возьмет отпечатки пальцев этого прекрасного человека – тому респект и почет как минимум до конца недели, – дала указания Дрозд и села за папки, словно никого, кроме нее, в кабинете больше не было.

С остальными делами предстояла только бумажная работа, нужно было правильно оформить материалы в суд. Хорошо, что вторым убийством пока занимались нерасторопные коллеги из другого отдела, но скоро они поймут, что к чему, и постараются перекинуть дело на нее.

К вечеру она вспомнила, что приехала на работу на такси. Ей снова ужасно не хотелось садится в автобус. Она, конечно, могла напроситься к кому-то, чтобы подбросили до метро, но это всего лишь до метро, и то где-нибудь на краю цивилизации. Все разъезжались своими путями, потому к ближайшей станции никто не ехал и могли выбросить, только если им по дороге, а дороги у каждого из них пролегали витиевато.

Дрозд открыла на телефоне приложение банка и с грустью посмотрела на цифры. Не то чтобы там не было денег, когда-то проданные в ломбарде часы дали ей финансовую опору, но эта опора становилась все слабее с годами, а новых вливаний не было, они заходили на зарплатную карту, создавая иллюзию прибыли, и Дрозд перекидывала их на свой основной счет. Но тут же приходили затраты: квартира, счетчики, да и машина требовала постоянных вложений, не говоря о расходах на бензин. Еда для Виталины значила мало, тем более что она боялась лишнего веса. В свое время Дрозд даже сидела на антидепрессантах с побочным эффектом в виде похудения, но через месяц поняла, что только тупеет от них, а обещанный побочный эффект работал