Читать книгу "Кровавый венец. Книга Первая. Проклятие - Элеонора Лазарева"

у меня любимчиков, все равны и все должны бояться.

Щаур не одобрял Узбека, но ничего не мог возразить. Своим опытом и превосходством в численности, он зачищал и прикрывал отход хана и за три дня взял Стародубск, одну из самых укрепленных крепостей. Сейчас он выполнил и ту, самую гадкую его задачу: наколол головы жены Владимира и ее брата на копья и поставил недалеко от своего шатра. Зачем это надо было хану, он не понимал, но выполнил. К тому же возложил на голову женщины еще и тот самый венец, которым хан их и венчал. Даже ему, старому вояке, закаленному в походах было жутко глядеть на такую картину, а многие ордынцы, так и вовсе чурались даже проходить мимо, отплевывались и бежали прочь. Что уж говорить про пленных русских: мужики крестились, женщины падали в обмороки.

Щаур приказал своим слугам отыскать сынка Владимира, как и приказывал ему хан, но ему доложили, что он, скорее всего, погиб вместе с другими в церкви, куда пряталось много женщин с детьми. Зачем хану нужен был княжеский наследник, он мог только догадываться, но планы хитрого Узбека были ему неведомы. И когда утром он услышал слова старого слуги, что доставлена женщина с мальчишкой, избежавшие смерти в церкви, он приказал тому привести их. Слуга бросился исполнять и нашел тех уже сидевших на худой кошме в обнимку. Поманив за собой, он вывел их из шатра и повел к хозяину. Маруша крепко держала Ванюшку и почти не смотрела по сторонам и очнулась лишь тогда, когда вдруг услышала истошный крик мальчика и его рванувшееся из рук тельце. Она обернулась и тут же ее ноги подогнулись от ужаса: перед ней на двух копьях были надеты головы Славки и приемного сына. Она рухнула на колени, а Ванюшка, вырвавшись из рук, бросился к копьям с криком:

— М-а-а-ма!

Услышал этот отчаянный крик и старый Щаур. Вышел из шатра и увидел растерявшегося слугу, коленопреклоненную женщину и мальчугана, схватившегося за копье, с головой матери. Резко крикнул охране, чтобы те схватили малыша и подняли женщину.

— Ко мне, быстро!

Он не хотел, чтобы видели эту жуткую картину все остальные, но все же кое-кто уже обратил внимание и запомнил. И вскоре пошел по рядам ордынцев слух о том, как встретились мать и дитя. Сердца половцев были закалены в походах, они видели и смерть и кровь, но такую картину не могли забыть и понять действий уважаемого ими военачальника. Не сказать, что осуждали, но были недовольны и качали головами, не понимая такой показной жестокости.

Марушку втащили в шатер почти без чувств и передали в руки суетившихся женщин. Отчаянно рыдающего мальчугана не могли успокоить. Он рвался из рук и кричал, размазывая слезы по грязным щекам. От его криков очнулась Марушка и притянула его к себе. Уткнувшись в ей в живот, он обхватил женщину ручонками и кричал не переставая:

— Мама…мама…мама…

Марушка сама плакала навзрыд и в то же время понимала, что малыша надо успокоить, и потихоньку качала его на коленях и баюкала. Вскоре оба забылись тяжелым сном. Их никто не тревожил по приказу самого Щаура. А тот еще приказал снять с головы Славки венец и спрятать его в сундук с награбленным. Этим он должен был подтвердить хану о выполненной задаче, кроме рассказов его же соратников.

Через день, дождавшись подтянувшихся отрядов, ордынцы двинулись восвояси.

Осень уже дышала им в затылок. Ночи становились холоднее, пошли первые дожди. Дороги размякли, но к полудню подсыхали, и вновь поднималась пыль от тысячных ног. Колодцы не успевали напитаться водой, да и предыдущие отряды забирали много для своих нужд. По обеим сторонам дорог встречались трупы людей и животных, которые уже разлагались и, несмотря на ветерок, смрад тянулся следом за отступавшим войском.

Щаур, понурившись, сидел на своем монгольском конике, таком же старом, как и он сам, и думал под спокойный его шаг, о хане, о сестре, что связала свою жизнь с ним, о своих племянниках, которые уже сейчас грызлись меж собой за право наследования. Он, не имел семьи в прямом его значении, у него были только наложницы и прижитые с ним дети. Их он не признавал, да и сердце не лежало к ним, а вот белокурый зеленоглазый пацаненок Владимира, как-то царапнул его сердце: то ли от вины за убитую мать, то ли за неоправданную жуткую картинку, что тому пришлось увидеть. Но именно сейчас он понял, что его силы на исходе и он остается один на всем белом свете. Старик вздыхал и прикрывал глаза в тихой дреме, качаясь в седле. В его обозе ехала повозка с женщиной и ребенком, который может стать игрушкой в руках хана. Он понимал все коварство Узбека и не хотел отдавать тому ребенка. Он думал и решал, что сделать, как сказать? Что не смог сохранить мальчика и тот по дороге умер, а самому спрятать его или передать в руки городецкому князю, по землям которого они сейчас шли? Так и решил. Направил посыльного к тому, чтобы он скоро явился в его ставку. А если не придет, то он не будет сдерживать свои отряды и тогда те пройдутся по его землям огнем и мечом. Тот быстро откликнулся, и скоро прибыл

Щаур принял его в своем шатре, сидя на помосте, как хан. Кивнув князю, заискивающе глядевшему в глаза монгольского полководца, приказал привести женщину и малыша. Те вскоре предстали перед ними.

— Я велю тебе принять их к себе, — начал медленно свою речь старый Щаур. — Это сын известного тебе князя Владимира и его нянька.

Повел рукой и приказал Маруше переводить. Она удивилась, но перевела.

— Будешь следить за ними хорошо, воспитывать, давать правильные уроки правления и жизни. Или же узнаю, что не так, голова полетит с плеч. Понятно?

Испуганный князь кивал, слушая Марушин перевод.

— А сейчас забирай их и уходи. Вскоре получишь в ведение княжество этого мальца, но потом передашь ему в целости и сохранности. И смотри, чтобы все было, как я сказал. Приставлю своего человека на пригляд, и тот будет хану и мне докладывать о твоих делах.

Князь дрожал от страха, но пытался виду не показывать, хотя и так старый Щаур видел бегающие глаза и дергающиеся от страха щеки старого князя. Махнув рукой, он выпроводил всех из шатра и прикрыл глаза.

— Что он скажет хану за свое самоуправство? Что этим самым пытался загладить свою вину перед русским