Читать книгу "Россия на Западе: странные сближения - Александр Цыпкин"

Теперь пришлось отступать и 1-й армии, которая к началу сентября покинула территорию Восточной Пруссии.

Неудачно сложатся судьбы творцов гумбинненской победы. Ренненкампфа позже будут обвинять в том, что он не пришел на помощь Самсонову и обрек того на поражение. Поставят ему в вину и неудачи русской армии в Лодзинской операции. 6 октября 1915 года – по сути, в разгар войны – Павла Карловича уволят в отставку. В 1918 году за отказ перейти на службу к красным в Таганроге его расстреляют большевики.

Выгонят из армии и генерала Адариди. Из-за конфликта с командиром 3-го корпуса Епанчиным он будет отдан под суд за неподчинение. 15 февраля 1915 года его также уволят – причем первоначально даже без права ношения мундира. После революции Карл Михайлович будет служить в РККА, а в 1926 году уедет во Францию.

Недруг Адариди Епанчин тоже будет обвинен в конце 1915 года в самовольном оставлении фронта и отставлен.

Все это печально.

С другой стороны, нельзя отрицать стратегического значения гумбинненской победы. Под ее воздействием в Берлине решились сломать план Шлиффена, согласно которому отправка войск на восток должна была произойти только после победы на западе. Гумбиннен побудил немцев перебросить в Восточную Пруссию два корпуса и кавалерийскую дивизию с Западного фронта. Возможно, именно их не хватило в битве при Марне, которую Германия проиграла, расставшись с мечтами о блицкриге.

В популярной отечественной литературе сложился миф, что такого мнения держался Уинстон Черчилль, писавший:

«Очень немногие слышали о Гумбиннене, и почти никто не оценил ту удивительную роль, которую он сыграл».

Увы, хотя эти слова действительно принадлежат британскому политику, но смысл их совсем не так комплиментарен, как это часто трактуют у нас. Далее Черчилль пишет:

«Сражение позволило Притвицу прекратить борьбу и продолжить отступление к Висле. Оно спровоцировало Мольтке отстранить Притвица. Оно вдохновило Мольтке назначить Гинденбурга и Людендорфа и тем самым вызвать многочисленные последствия этого решения… Оно сообщило русскому командования уверенность, которая никоим образом не была оправданна»[16].

В сентябре 1914 года Россия попыталась взять реванш: началась Первая августовская операция, в ходе которой царская армия вновь заняла приграничные области Восточной Пруссии. В этот период здесь – недолгое, правда, время – воевал Николай Гумилев, один из двух, наряду с Бенедиктом Лифшицем, классиков Серебряного века, надевших тогда мундир.

Гумилев не только поэт: он авантюрист, путешественник и солдат. Ему скучно дома, богемный быт давно осточертел, его натура жаждет открытий и завоеваний. Именно поэтому не ладится брак с Анной Ахматовой: жена не разделяет эти романтические порывы. В итоге муж уходит на войну добровольцем, чтобы придать больше смысла своей жизни. Ну или смерти.

А смерть, между прочим, ходила рядом. Однажды, осматривая покинутую обитателями восточнопрусскую ферму, Гумилев попал под обстрел и оказался на волосок от гибели.

«…Мое внимание привлекла куча соломы, в которой я инстинктом охотника угадывал что-то для меня интересное. В ней могли прятаться германцы. Если они вылезут прежде, чем я их замечу, они застрелят меня. Если я замечу их вылезающими, то – я их застрелю».

Интересное признание. Ему интересно или убить, или быть убитым. Война для Гумилева своеобразная форма игры в русскую рулетку.

«Я стал объезжать солому, чутко прислушиваясь и держа винтовку на весу. Лошадь фыркала, поводила ушами и слушалась неохотно. Я так был поглощен моим исследованием, что не сразу обратил внимание на редкую трескотню, раздававшуюся со стороны леса. Легкое облачко белой пыли, взвивавшееся шагах в пяти от меня, привлекло мое внимание. Но только когда, жалостно ноя, пуля пролетела над моей головой, я понял, что меня обстреливают, и притом из лесу… Моя лошадь сразу поднялась в галоп, и как последнее впечатление я запомнил крупную фигуру в черной шинели, с каской на голове, на четвереньках, с медвежьей ухваткой вылезавшую из соломы».

Русская рулетка закончилась вничью. Гумилеву так не очень интересно.

«…Мне было только мучительно обидно, что какие-то люди стреляли по мне, бросили мне этим вызов, а я не принял его и повернул. Даже радость избавления от опасности нисколько не смягчала этой внезапно закипевшей жажды боя и мести. Теперь я понял, почему кавалеристы так мечтают об атаках. Налететь на людей, которые, запрятавшись в кустах и окопах, безопасно расстреливают издали видных всадников, заставить их бледнеть от все учащающегося топота копыт, от сверкания обнаженных шашек и грозного вида наклоненных пик, своей стремительностью легко опрокинуть, точно сдунуть, втрое сильнейшего противника – это единственное оправдание всей жизни кавалериста».

Ну или смерти, как мы уже отметили выше.

Успехи Первой августовской операции были вновь ревизованы немцами в ходе наступления в феврале-марте следующего года. Наша армия под натиском противника покидала Восточную Пруссию. Под воздействием поражений по России медленно разливалось уныние, охватывающее все бо́льшие слои населения. Общество требовало назвать имена виновных в том, что враг теснит русские силы. 18 февраля в Ковно был арестован несчастный Мясоедов, назначенный властями на роль «козла отпущения». 2 апреля его казнили в Варшаве, но отступление не прекратилось: к концу сентября армия Николая II оставила не только занятую прежде Галицию, но также Польшу и Литву. В империи вызревал глубочайший политический кризис, который вскоре разорвет ее изнутри. А после революционного катаклизма власть в России перейдет к той силе, которую прозревал Владимир Ульянов, переходя из Эйдткунена в Вержболово в сентябре 1895 года.

Эпизод пятый. Логово Коха

Эриху Коху в жизни везло. Негодяям, как ни печально, тоже сопутствует удача. Он выходил сухим из воды не только тогда, когда его хотели скомпрометировать; но даже тогда, когда его хотели убить. Верховные нацисты уже давно были на том свете, а он жил. Хитрый Кох, изворотливый Кох много лет топтал землю даже после вынесения ему смертного приговора.

В начале тридцатых в Кенигсберге жила еврейская девушка по имени Ханна Арендт. Дом ее семьи стоял на Бузольт-штрассе, ныне улице Ермака. В 1933 году, после прихода Гитлера к власти, пережив арест и запугивание, Ханна покинула сначала Германию, а потом и Европу. После войны она стала всемирно известным историком: одна из главных ее работ, посвященная иерусалимскому процессу над архитектором холокоста Адольфом Эйхманом, называется «Банальность зла». Это книга о заурядности человека, который стоял у истоков чудовищного геноцида. Похожую книгу Арендт могла бы написать и о Кохе, которого судили за три года до Эйхмана, в 1958 году, в Варшаве. Он тоже был исключительно обыкновенным и гораздо больше походил на тихого счетовода или бухгалтера, чем на исчадье ада. Но именно этот гауляйтер НСДАП, гитлеровский обер-президент провинции, обладатель партийного билета под номером 90 и прочая, прочая, деловито выпестовал нацизм в Восточной Пруссии, где росла и училась Ханна.

Когда мы говорим о немецком прошлом Калининградской области, мы должны отдавать себе отчет, что это прошлое было разным. В том числе оно включает в себя тринадцать лет Третьего рейха со всеми вехами его мрачной истории. Ночь длинных ножей, Хрустальная ночь, нападение на Польшу и СССР, уничтожение советских военнопленных и евреев, концлагеря, рабский труд – все это происходило и здесь. По улицам Калининграда когда-то ходил фюрер. Нынешняя площадь Победы при нацистах называлась Адольф-Гитлер-плац. Стадион «Балтика» носил имя его наместника Эриха Коха.

Кох происходил из небогатой рабочей семьи, тянул солдатскую лямку во время Первой мировой, а после нее работал на железной дороге, все больше и больше проникаясь реваншистскими настроениями. В конце концов они и привели его в ряды национал-социалистов. Будущий сатрап был невысокого роста, отчего, кажется, комплексовал, и преодолевал неуверенность, подражая Гитлеру. Он отпустил усики а-ля фюрер, а в спорах с соратниками сражал их наповал цитатами из «Майн кампф», которую выучил чуть ли не наизусть. В 1926 году состоялось личное знакомство с партийным вождем, который отметил ретивого партайгеноссе многолетним благоволением. Впервые оно проявилось 1 октября 1928 года в назначении Коха гауляйтером, то есть руководителем регионального отделения НСДАП, в Восточной Пруссии.

Версальский мир восстановил независимую Польшу, которой страны-победительницы прирезали кусок бывшей Померании с выходом к морю. Таким образом, Восточная Пруссия вновь оказалась лишена сухопутной границы с остальной Германией. Это делало политическую борьбу в эксклавной части страны особенно важной. Если бы позиции нацистской