Читать книгу "Этнос. Стигма - Павел Иевлев"

— Ни за что! — твёрдо заявил я. — Если я забуду Катрин, детей, взрослую дочь… Это всё равно, что убить их ещё раз.

— Вот видите, — удовлетворённо сказал Теконис, — я же говорил, что у вас не украли десять лет. Вам их подарили!

Мне снова захотелось его убить. Но я, конечно, сдержался.

* * *

— Охренеть, Докище, — сказал Слон сочувственно. — Вот это ты огрёб. Даже не представляю, каково тебе сейчас.

Я пришёл к командиру с бутылкой, потому что мне нужно было хоть кому-то всё рассказать. Мы дважды посылали служанку за добавкой, но меня не брало, пока я не закончил. В конце я позорно разрыдался, но мне не было стыдно.

— Сраное Мироздание, — пьяно покачал головой он. — Мне почему-то неловко, хотя не знаю за что. Как будто я и впрямь тебя бросил. Но я ничего не помню, понимаешь? Я только отчёты читал. В том числе свой, да. Знаешь, как странно читать собственный отчёт, не помня, что его писал, о событиях, которых не было? Кукуха только так вылетает. А Мейсеру и прочим хоть бы что, постоянно такое проделывают. То-то они странные все.

— И что было в твоём отчёте?

— Ну, в части тебя касающейся… Между нами говоря, всё поехало по звезде и накрылось мохнатой пилоткой из-за твоей дочери.

— Да, — подтвердил я, — Теконис говорил. Слом вектора или как-то так. Зря мы, дескать, принцессе помереть не дали.

— Не, я не про вектор-шмектор, в этом я ни уха ни рыла, извини. Когда мы тебя, типа, бросили, на дворец напали ни разу не аборигены. Это были наёмники, которых прислали в тот срез конкретно за твоей белобрысой симпатяшкой. И то, что срез этот какой-то там…

— Теконис говорит, «ортогональный».

— Один хрен, поперёк всего. В общем, это их не остановило вообще, хотя должно было. Я спецом записал, потому что сие означает, что мы их недооценили, и они найдут девчонку везде.

— И здесь, в Берконесе?

— Точно не скажу, но готов предполагать худшее. Кто-то на неё конкретный зуб имеет, и этот «кто-то» располагает внезапно большими возможностями. Когда они всё это откатили и я прочитал отчёт… Я говорил, что это было трындец как странно?

— Говорил.

— Дык вот, сначала было ещё страннее. Я помню, как мы вернулись, но не помню, почему тебя нет. Первым делом прибежал: «Где мой старый дружбан Док и его дочка?» А Мейсер мне такой: «Не дёргайся, мы прям щас всё откатываем, он будет на месте и ничего не вспомнит. А потом ты, и правда, оказался на месте, и я помню, что мы вернулись без тебя и помню, что ты с нами одновременно. Крышу рвёт, не поверишь, как.

— Поверю.

— Тебе-то небось ещё хуже рвёт. Кароч, прочитал я свой отчёт и снова бегом к Мейсеру: «Мы, блин, должны чего-то с этим сделать, иначе мне придётся всё бросить и их охранять двадцать четыре на семь, потому что порешить своего старого кореша я никому не дам».

— Спасибо, друг.

— Говно вопрос, обращайся. В общем, Теконис попросил, чтобы я не дёргался, у него есть идея.

— Мне он ничего не сказал.

— Пагодь, щас всем не до тебя, у них с Берконесом какие-то проблемы.

— У Берконеса есть проблемы? — удивился я. — Надо же. Кстати, не знаешь, куда делась Олли? Ну, Олландрия.

— Что, ракушечка не работает? — засмеялся пьяный Слон. — Не у тебя одного. Ни у кого не работает. Я же говорю, поломался их парадиз.

* * *

Я ищу Олли не ради секса, и ракушечка тут ни при чём. Какой секс, когда мёртвое лицо Катрин ещё стоит перед глазами? Просто мне больно, горько и смертельно одиноко, а эта чёрная красавица отлично умеет слушать. Но Олли не пришла по зову ракушки, и служанки её не звали. Не отказывались, просто кивали и уходили. Я ждал, но Олли так и не появилась. Да и сами служанки…

— Чот мне кажется, они нас разлюбили, пап, — сформулировала моё смутное беспокойство Нагма. — Я Нагири вызывала, он не идёт. Думаю — ладно, может, занят. Принц всё-таки. А потом встретила его в коридоре, а он плетётся, как мешком пыльным ушибленный. Я ему: «Привет! Чо как?» А он покосился только, кивнул и мимо. Словно мы незнакомые. Может, мы им надоели уже, пап? Живём тут, как у себя дома, а это, между прочим, их дом, а не наш.

Слуги исполнительны, но уже как-то без огонька. Если раньше я просил кофе, то служанка летела стрелой, а простому «спасибо» так радовалась, как будто я молодой, красивый, богатый и её замуж позвал. Аж расцветала вся, сияя белизной зубов до вычурных серёжек в ушах. А теперь — просто кофе. Просто принесла. Дежурно и немного устало улыбнулась, как официантка в кафе, спросила, не нужно ли ещё чего-нибудь драгоценному гостю, а получив ответ «Нет, спасибо», удалилась словно бы даже с облегчением.

Найти Олландрию было непросто, но на прямой вопрос слуги всё же отвечают, если настаивать и не дать молча уйти. Её комната прекрасна, как всё здесь. И кресло, в котором сидит девушка, тоже, наверняка, идеально облегает её идеальную фигуру. Но сама Олли выглядит так, как будто только что похоронила кого-то. Я и сам так выгляжу, мне ли не знать.

Сидит, смотрит в окно невидящим взглядом, лицо усталое, глаза потухшие. Кажется, впервые вижу, чтобы она не улыбалась.

— Драгоценный Док, — сказала она тихо. — Прости, я не могу сейчас приходить на той зов.

— Что случилось, Олли? Что с тобой? Ты плохо себя чувствуешь?

Может, они все заболели чем-то? Граф Морикарский во мне уже затосковал от картины «Пандемия в Берконесе», выискивая взглядом симптомы.

— Нет, драгоценный Док. Я здорова. Просто мне нечем с тобой поделиться. Я не могу сделать тебя счастливее или унять твою боль. Я чувствую, ты полон ей как никогда ранее, но мне нечего тебе дать. Хотела бы помочь, но не могу. Я пуста.

— Тогда, может быть, я помогу тебе? Скажи мне, Олли, в чём дело? Что я могу сделать для тебя?

— Оставь меня одну, пожалуйста. Не обижайся, но мне мучительно твоё присутствие сейчас.

— Уверена? Тебе точно не нужна помощь?

— Ты делаешь мне больно, драгоценный друг. Я знаю, ты хочешь помочь, но мне только хуже. Уйди, не мучай меня.

И я ушёл.

* * *

— Что с ними, Фред? Что творится с Берконесом?

Расстроенный выгнавшей меня Олландрией, я отправился гулять по городу в попытке развеяться. Вышел и не узнал его. Нет, Берконес по-прежнему красив, архитектура безупречна, улицы чисты. Пахнет морем и цветами, сияет на солнце морская гладь и веет лёгкий приятный ветерок с гор. Но на улицах почти нет людей, а те, что есть, больше не выглядят счастливыми гражданами идеального города. Они производят впечатление людей, которые бредут на постылую работу ради выплаты неподъёмной ипотеки за квартиру, которая сгорела, не будучи застрахованной. А поскольку они ещё и чернокожие, кажется, что на этой работе их будут бить кнутом жестокие рабовладельцы. «Тухлый вайб», как называет это Нагма.