Читать книгу "План игры. Геополитическая борьба США с СССР - Збигнев Казимеж Бжезинский"

сравнению с технически развитыми демократическими странами.

Еще более примечательно – и это имеет особенно большое значение для будущего – практическое отсутствие каких-либо нововведений в советской промышленности. Что касается компьютеров и робототехники, то Советский Союз и страны Восточной Европы просто еще не участвуют в развернувшейся общемировой гонке.

Для Советского Союза характерны неудачи в разработке и внедрении технологий, отличающихся самой высокой степенью научной новизны. Энтони Саттон в своем исследовании «Западная технология и экономическое развитие Советского Союза» проанализировал 76 важнейших технологических процессов в 14 крупнейших отраслях промышленности СССР за три периода (1917–1930, 1930–1945, 1945–1965) и определил национальное происхождение каждой из технологий. Он пришел к выводу, что практически вся советская промышленная технология была импортирована. В период с 1917 по 1930 г. не могло быть и речи о каких-либо советских технологических нововведениях. Было несколько попыток разработать что-то новое – синтетический каучук, трактора и некоторые другие виды продукции, – но все они провалились. С 1930 по 1945 г. Советский Союз продолжал фундаментальные исследования, но, в сущности, избегал их промышленного внедрения. Были исключения, касавшиеся конструирования оружия, но советская экономика в своей основе была копией западной. С 1946 по 1965 г. Советы внедрили некоторые собственные новшества, хотя Саттон отмечает: «Имеется получившее всеобщую поддержку предположение, что не велось никаких собственных технических разработок». Страна – импортер технологии обязательно должка постоянно отставать от стран-экспортеров. Это как раз и имеет место в случае с СССР.

Указанные данные делают невозможным предположение об окончательной «победе» Советского Союза в историческом соревновании мирными средствами. Он смог бы осуществить это, только оторвав Западную Европу и Японию от Соединенных Штатов и получив возможность распоряжаться экономическими ресурсами Западной Европы или Японии. Но подобный крутой поворот в мировой расстановке сил вряд ли может быть достигнут Москвой без значительной опоры на военную мощь. Советский Союз просто недостаточно привлекателен как экономический партнер, чтобы вовлечь либо Западную Европу, либо Японию в сферу своего политического влияния; его социальная система даже недостаточно притягательна, чтобы обеспечить поддержку со стороны творческой молодежи или даже бедных слоев населения Западной Европы или Японии.

Короче говоря, уникальный характер одномерного глобального вызова СССР состоит в том, что Советский Союз явно не располагает средствами для обеспечения конструктивного длительного лидерства, если ему каким-то образом удастся военным путем сместить Соединенные Штаты с позиций мировой державы номер один. Советский Союз не смог бы стать мировым финансовым лидером. Его экономика не могла бы превратиться в локомотив общемирового развития и технологического совершенствования. Его массовая культура не является привлекательной, его ведущие интеллектуалы и деятели искусства постоянно выезжают из Советского Союза. Если Америка будет смещена с позиций ведущей мировой державы, то Советский Союз не сможет заменить США в этой роли.

Доминирование и разрушение

Это обстоятельство имеет несколько последствий для большой стратегии Советского Союза. Оно усиливает традиционные для России и вытекающие из коммунистического учения опасения в отношении внешнего мира. Считается, что внешний мир стремится к расколу московской империи и осуществлению антикоммунистической контрреволюции. Хотя Советы гордятся своей военной доблестью и обычно претендуют на равный с Соединенными Штатами статус, в их видении мира США представляются грозным монстром, опутывающим мир множеством щупалец с помощью своих финансов, средств связи и массовой информации. Американская технология (в настоящее время, например, микроэлектроника) по-прежнему обеспечивает военный истэблишмент США новыми возможностями, приводящими Советский Союз в замешательство. На Дальнем Востоке встает призрак вероятного японо-китайского альянса, в то время как Восточная Европа все время испытывает сильное притягательное воздействие Западной Европы, которая не примирилась полностью с бессрочным ее разделом по Ялтинским соглашениям.

Все это усиливает беспокойство СССР и порождает неопределенность относительно приспособляемости к соревнованию с Соединенными Штатами. С одной стороны, Советы стремятся добиться переходного кондоминиума с Вашингтоном. С другой стороны, они опасаются остаться в роли младшего партнера, фактически обязанного поддерживать мировое статус-кво. Москва отвергает этот вариант, поскольку он не только увековечит американское превосходство, но и станет (в глазах Советского Союза) отправным пунктом в политике осуществления «мирной эволюции» сдерживаемого в своих действиях СССР, то есть его политической трансформации.

Отказ от статус-кво повышает значение военной мощи; это единственное, что есть у Москвы, чем она намеревается обладать и что ей необходимо поддерживать. Она надеется, что постепенно, с течением времени военное давление изнурит кого-либо из основных союзников Америки и приведет к нарастающим сдвигам в их ориентации. В конечном итоге, по расчетам Москвы, это может привести к коренной перестройке в глобальном соотношении сил, отрыву от Соединенных Штатов стран, которые в решающей степени усиливают американское превосходство в социально-экономической сфере. В то же время военная мощь Москвы обеспечит невозможность для какой-нибудь другой державы подорвать советское господство над странами, ставшими зависимыми от Советского Союза после второй мировой войны.

Разжигание региональных конфликтов, сдерживание межнационального сотрудничества, оппозиция тому, что называется «мировым порядком», – вот какова стратегия, которую Кремль считает совместимой со своей односторонней военной мощью. Эта мощь позволяет Москве играть значительную роль, сохраняя свое имперское мышление. Она уменьшает беспокойство относительно того, что региональные конфликты могут привести к прямому столкновению с Соединенными Штатами. Она дает возможность Советскому Союзу подрывать превосходство США в районах, ранее считавшихся безопасными американскими владениями. Особенно значительным и эффективным в этом отношении является превосходство Москвы в области удовлетворения спроса своих клиентов на поставки огромного количества военной техники из ее обширных арсеналов.

В то же время, если не считать военных поставок, возможности СССР оказывать влияние на события в «третьем мире» весьма ограничены. Например, когда в 1985 г. объявивший себя марксистско-ленинским крайне просоветский режим Эфиопии оказался перед угрозой массового голода, Советский Союз смог предоставить в виде продовольственной помощи лишь 7500 тонн зерна. Соединенные Штаты предоставили 3075 тыс. тонн, страны ЕЭС – 1780 тыс. тонн. Даже Китай направил 155 тыс. тонн. Ничтожная советская помощь соответствовала скандально низкому уровню помощи, предоставляемой Советским Союзом странам «третьего мира». В 1982 г. страны – члены Организации экономического сотрудничества и развития (ОЭСР) выделили 27,9 млрд. долларов чистой финансовой помощи развивающимся странам. Советский взнос составил лишь 2,4 млрд. долларов. Практически все эти средства пошли в прокоммунистические развивающиеся страны.

Москва, таким образом, открывает для себя, что военное присутствие в глобальном масштабе – это не то же самое, что и общемировое политическое влияние. Советский Союз пока что не в состоянии превратить свои возросшие военные возможности в долгосрочные политические результаты. Советский Союз стал крупнейшим военным поставщиком «третьего мира», но этот мир уже не возлагает столько надежд, как прежде, на быструю индустриализацию (для чего Советский Союз мог бы служить моделью). В «третьем мире» растет интерес к научно-технической революции как в сельском хозяйстве, так и в области передовой технологии. Ни в том,