Читать книгу "Выжившие - Алекс Шульман"

Женщина в парике вошла в больницу рука об руку с Нильсом, всех по очереди обняла. Бенжамин впервые за много месяцев встретился с Нильсом. Он подумал, что благодаря этой женщине встреча прошла легче, чем он себе представлял. Папа был сбит с толку. Он смотрел на семью поверх столика на колесиках, придвинутого к постели, этим ищущим взглядом, как после ужинов на участке, когда он оглядывал тарелки в поисках еды. Он посмотрел на своих детей.

– А в «Скорой» страшновато, – сказал папа.

– Понимаю, – ответил Бенжамин.

Пьер протянул папе стакан с соком, и тот стал задумчиво посасывать соломинку, глядя в потолок.

– Фельдшеры в «Cкорой» довольно приятные, – сказал папа.

– О чем это вы? – спросил Пьер.

– Они задавали мне разные вопросы и просили проделать всякие штуки, чтобы проверить, как я себя чувствую.

– Какие штуки?

– Они просили меня улыбнуться. И у меня получилось. Потом вытянуть вперед руку и подержать ее пять секунд. А потом мне нужно было повторить простое предложение, они хотели посмотреть, могу ли я говорить.

– И какое это было предложение? – спросил Бенжамин.

Папа ответил, но Бенжамин не понял, что он сказал.

Папа устал и захотел спать, и когда он уснул, вся семья ушла из больницы; мама сказала, что вернется на следующий день. И только Бенжамин остался присматривать за спящим папой. День клонился к концу, стемнело рано, комната погрузилась во мрак, из-под двери в коридор пробивалась тонкая полоска теплого желтого света – когда кто-то проходил мимо, на ней появлялись темные тени. Папа проснулся, поднялся на постели и попросил клубничного сока. Таким был тот вечер, они сидели в палате вдвоем, а за окном шел тихий дождь. Возможно, тот последний вечер стоило провести иначе, лучше. Конечно, есть на свете вещи, которые Бенжамину стоило бы сказать, или вопросы, которые ему стоило бы задать. Воспоминания, которые папа помог бы упорядочить, вещи, о которых папа когда-то говорил, или поступки, которые он совершал и которые Бенжамин так до сих пор и не смог разгадать. Но они ни о чем таком не говорили, потому что никто из них не знал точно, как пойдет такой разговор, а может, это и не было нужно, возможно, тишина была их сокровищем, потому что в палате были только папа и Бенжамин, а мамы рядом не было, и они были свободными, неподвластными ее воле, словно два сокамерника, которым удалось сбежать, и сейчас они приходили в себя после побега и наслаждались тишиной вместе. Они не разговаривали, почти не разговаривали, но, возможно, в этот день они все же были счастливы, когда, внимательно оглядывая палату, встречались взглядом друг с другом и улыбались друг другу.

– Как глупо вышло… – сказал папа.

– Что?

Папа поднял руки и жестом показал на палату.

– Вот это все.

– Да уж, невесело, – сказал Бенжамин.

– Особенно для нас двоих, – сказал папа. Он посмотрел на Бенжамина глазами, полными слез. – Мы ведь собирались покататься на лыжах.

Папа сказал, что устал, повернулся на бок, а во время сна у него случился повторный инсульт, он проявился только в затрудненном дыхании, а еще в морщинке между бровями; запищали аппараты, комната заполнилась людьми, Бенжамина прижало к стене всем эти хаосом, а потом кто-то из врачей вывел его в коридор и сказал, что на этот раз папа в себя не придет. Бенжамин позвонил остальным, они вернулись в больницу, один за другим. Пьер пришел последним, он ворвался в палату и удивился, что за жизнь папы никто не борется.

– Здесь что, нет врачей? – спросил Пьер.

– Нет, – сказала мама. – Они больше ничего не могут сделать.

Во время всей этой суеты кто-то поднял изголовье папиной постели – он лежал, плотно прижавшись головой к верхней части кровати.

– Почему он так лежит?

– Потому что… – мама больше не смогла ничего выговорить, просто сделала какой-то жест, который вроде бы должен был все объяснить.

Нильс и женщина в парике стояли чуть поодаль в задней части комнаты, прислонившись к стене. Парик напоминал матовую электрическую лампочку. На женщине была тонкая блуза, заправленная в юбку, сквозь материал проглядывали соски. Еще в комнате была медсестра с аппаратом, который измерял папин пульс.

Бенжамин присел на краешек постели и положил руку на голову отца. Папа изменился, внезапно показался Бенжамину более худым: щеки ввалились, брови сведены, словно ему снилось что-то неприятное. Бенжамин осторожно потряс его за плечо и прошептал:

– Папа, я здесь.

Он прижался головой к папиной груди, чтобы услышать биение его сердца, прикрыл глаза и увидел дом, узкую тропинку, сбегавшую к озеру. Возле лодочного сарая стоит папа и сматывает сеть, в ней застряли четыре окуня. Бенжамин помогает папе расправлять сеть и подставляет ведро, когда окуни вываливаются из нее, солнце проглядывает сквозь березы, оставляя на папиной футболке забавный узор, папа работает сосредоточенно, внезапно удивленно смотрит на Бенжамина, словно позабыв, что он здесь. Они улыбаются друг другу.

– Как здорово, что ты мне помогаешь, – говорит папа.

Бенжамин и папа. И ветер, колышущий березы.

Послеобеденное время, жара. Папа и Бенжамин расстелили полотенца друг рядом с другом у кромки воды. Они только что искупались и легли на спину погреться. Папа спрашивает, можно ли ему положить руку на плечо Бенжамину. Бенжамин спрашивает зачем, и папа отвечает:

– Так приятно знать, что ты здесь.

Папина рука прижимает его к земле, он дремлет и чувствует себя абсолютно спокойно.

Он идет за папой по берегу в баню. Папа зовет Пьера и Нильса:

– Пойдете с нами мыться?

Никто не хочет, и в груди Бенжамина становится тепло, словно загорается маленький огонек – сейчас они с папой будут вдвоем. Они заходят в баню.

– Садись у окна, – говорит папа. – Я хочу, чтобы ты видел озеро.

Папа говорит, что нужно внимательно слушать, когда выливаешь воду на камни в сауне, потому что тогда можно услышать, что они шепчут, папа вытягивает вверх палец, испаряющаяся вода шипит и фыркает, а папа переводит:

– Обещайте выйти, если станет слишком жарко.

Они сравнивают свои руки, вытягивают их вперед к окну, за которым сверкает озеро.

– Я – это ты, – говорит папа.

Бенжамин лежал на груди отца, пытаясь услышать биение его сердца; каждая новая мысль начиналась там, у загородного дома, впервые за много лет он почувствовал желание вернуться туда, ему захотелось к воде, спустить лодку на воду, сесть в нее и увидеть, как развеваются на ветру папины волосы. Бенжамин посмотрел на пульсометр. Пульс 35. Бенжамин ничего не понимал. Разве можно жить с таким пульсом? Пульс 34, 33. Медсестра повернула аппарат так, чтобы семья его не видела, сказав, что им не нужно на это смотреть. Через несколько секунд она кивнула и сказала: