Читать книгу "Башмаки на флагах. Том 1. Бригитт - Борис Конофальский"

— Я не буду против, сейчас так сейчас, — ответил фон Зейдлиц решительно и тоже снял шубу.

— Ну что ж, господа, — громко произнёс Теодор Иоганн, — господин фон Зейдлиц требует сатисфакции от господина фон Эшбахта, но этот вызов принимает чемпион фон Эшбахта кавалер фон Клаузевиц. Драться решено на мечах и кинжалах и без доспеха. Господа решили драться здесь и сейчас.

Да, молодой граф вёл дело к поединку. И для своей цели он готов был пролить чужую кровь.

Но вот только Волков всё-таки был не таков. Как ни хотел не доводить до этого, как ни берёг свой оставшийся козырь до последнего, но тут он уже не выдержал. Не мог он допустить, чтобы его рыцарь рисковал ради него — и не в бою, а на этом глупом поединке. Он знал, что ему это ещё откликнется, откликнется неприятностями большими, чем сегодняшние, и тем не менее, он сказал:

— Остановитесь, господа.

— Что ещё? — нетерпеливо крикнул фон Зейдлиц

— В поединке нет надобности, — он полез в кошель и достал оттуда склянку. Поднял её над головой, чтобы все видели. — Вот яд, которым господин Шоуберг собирался меня отравить.

— Это отвратительная ложь! — заорал фон Зейдлиц, багровея лицом. — Вы лжец, Эшбахт!

— Нет, не ложь. У меня есть письма Шоуберга к Элеоноре Августе фон Мален, в которых он пишет, что купил яд для меня у старой повитухи за пять талеров.

— Мы даже не будем читать ваши письма, — шипел молодой граф.

— Это навет! — кричал фон Зейдлиц.

— Верно, верно, — тут же поддерживал его Теодор Иоганн, — это клевета на все добрые дома нашего графства.

— Сын мой, — заговорил старый граф, приходя так же, как и все, в волнение, — это очень серьёзное обвинение. Очень серьёзное.

— Что ж, — холодно произнёс кавалер, он, кажется, сейчас был один, кто оставался спокоен, — я буду писать епископу Малена, или лучше даже архиепископу Ланна, чтобы он прислал сюда святых отцов, опытных святых отцов из Священного Трибунала, чтобы они провели расследование и установили доподлинно, был ли Шоуберг отравителем.

— Плевать мне на ваших попов! — закричал Зейдлиц. — И я…

Старый граф прервал его движением руки и заговорил, обращаясь к Волкову:

— Сын мой, обвинение сие весьма тяжко, и даже святые отцы из Трибунала захотят услышать свидетелей. Есть ли у вас свидетели? Письма письмами, но без свидетелей дело не пойдёт.

Волков обернулся назад:

— Максимилиан, пригласите госпожу Ланге.

Юноша кивнул и чуть не бегом кинулся к шатру кавалера.

Все господа, и со стороны графа, и со стороны Волкова, без единого слова и даже без единого звука стояли и смотрели, как от шатра, чуть подбирая юбки, чтобы не пачкать их в мокрой глине, спускается высокая и стройная Бригитт. Она была удивительно хороша в своём лучшем зелёном платье, небольшой шубке и с идеальной причёской, несмотря на ветер. Она раскраснелась от волнения, ведь десятки мужчин смотрели на неё, но это ничуть её не портило. Чуть сзади неё шёл Максимилиан, такой же взволнованный и краснощёкий, как и госпожа Ланге.

— Ах, это вы, дитя моё! — старый граф стал щурить глаза, когда она приблизилась. — Подойдите ко мне, подойдите.

Госпожа Ланге подошла и, больше не боясь грязи, встала перед графом на колени и поцеловала ему перчатку.

— Ах, Бригитт, вы ли это, воспитанница моя?

— Да, господин граф, это я, — улыбалась госпожа Ланге.

— Ах, как вы стали хороши вот бы ваша матушка порадовалась, увидав вас.

А вот молодой граф так, кажется, вовсе не был рад видеть тут Бригитт.

— К чему она здесь? — спросил Теодор Иоганн, грозно глядя на красавицу.

Волков ему не ответил, он опять поднял склянку с ядом, чтобы все видели, и спросил:

— Госпожа Ланге, знаете ли вы, что это?

— Узнаю ту склянку, что передал мне господин Шоуберг, говоря, что в ней яд.

— Опять ложь! — закричал фон Зейдлиц. — Где он вам её передал?

— В замке Мелендорф, когда я была там, под лестницей у кухонь он мне этот флакон и передал.

— Зачем же ему это? — спросил старый граф с неподдельным удивлением.

— Сказал, чтобы я отравила господина Эшбахта. И сказал, куда лить яд, чтобы вкуса Эшбахт не почувствовал. Сказал, чтобы лила я его в крепкое вино, и то после того, как он уже другого выпьет — и тогда вкуса яда уже не разберёт.

— И что же он вам за это обещал? Он был беден, у него ничего не было! — всё ещё не верил фон Зейдлиц.

— Он ничего не обещал, — спокойно отвечала госпожа Ланге, — обещала госпожа Эшбахт. Говорила, что когда господина Эшбахта не будет, то выйдет она замуж за господина Шоуберга. И тогда подарит мне свою карету, кучера, девку в услужение даст и двести талеров серебром обещала. Просила, чтобы сделала я всё.

Тут старый граф закрыл глаза перчаткой. А молодой стал чёрен лицом и спросил сквозь зубы:

— Отчего же это она вас просила?

— Оттого, что я дом у господина Эшбахта веду, и чуланы с едой, и погреба с вином, и прислуга — всё это в моей власти.

И замолчал молодой граф, не зная, что ещё и спросить. Молчал, а злоба в нём клокотала.

— Этого быть не может! — упорствовал фон Зейдлиц. — Это навет!

И тут Бригитт, повернув к нему своё прекрасное лицо, холодно стала говорить, так говорила, словно пощёчины отвешивала при каждом слове.

— Коли надобно будет, всё, всё повторю на Святом писании, и при добрых людях, и при святых отцах. За каждое слово своё душой бессмертной своей отвечу.

И насупившийся фон Зейдлиц отступил перед прекрасной женщиной, ни слова не сказав более, повернулся, взял у человека свою шубу и пошёл к своему коню. Старый граф так и сидел, закрыв лицо рукой, а молодой так и стоял с лицом темнее, чем камень. Больше ему сказать было нечего. Остальные сеньоры тоже молчали.

Дело было сделано. И последнее слово сказала именно она, его красавица Бригитт. Так сказала, что у всех господ продолжать упрёки желание отпало. Ах, как хотелось ему поцеловать её прекрасные губы. И уже думал он, каким подарком её отблагодарить.

Он, его выезд и его офицеры стали раскланиваться с господами, что приехали с графом. Кажется, даже среди них были люди, довольные тем, что не случилось кровопролития. Только граф молодой всё ещё стоял, скрестив руки на груди, и на поклоны не отвечал, так и смотрел взглядом, полным неприязни, то на Волкова, то на Бригитт.

А кавалер и его люди пошли уже к своему лагерю, и балагур Бертье вдруг стал представлять встречу как сражение:

— Враг был силён и первым пошёл на сближение. И атаки его были яростны, но кавалер, как и всегда, стойко оборонялся, и когда враг уже считал победу своею, наш командир выпустил госпожу Ланге, и та своим ударом во фланг врага опрокинула и смела его с поля. Полная победа, полная! Слава госпоже Ланге!