Читать книгу "Отель «Петровский» - Альбина Нури"

Ночи сменяли одна другую, осень отступала, близилась зима, выпал и растаял первый снег. Наталья уже начала свыкаться с тем, что еженощно дом пробуждался, а его потусторонние обитатели начинали жить своей жизнью.

Удивлялась она лишь одному: неужели никто, кроме нее, ничего не слышал? С другой стороны, Наталья ведь тоже не рассказывала ни о чем даже Татьяне, от которой у нее никогда не было секретов. Ночные страхи и видения, думалось Наталье, это как стыдная болезнь: каждый мучается и страдает в одиночку, потому что кому о таком скажешь?

Хуже всего был страх, что однажды неведомые посетители окажутся не снаружи, а внутри: войдут в комнату, встанут подле Натальи, а бежать будет уже некуда, разве что в окно.

Но пока Господь миловал. Она молилась усердно: читала все молитвы, которые знала – проговаривала слова скороговоркой, не вдумываясь; истово читала молитвослов – все страницы подряд, часто не понимая смысла, но находя утешение в церковнославянских оборотах речи, особой тональности, витиеватых словесах.

Недели через две после исчезновения Иоганна Францевича Наталья сходила на исповедь. Специально велела, чтобы ее отвезли не в ту церковь, прихожанкой которой она была сызмальства, куда ходила каждое воскресенье, а в маленькую старинную церковку, что находилась на выезде из Быстрорецка. Там, как слышала Наталья, был священник, который изгонял злых духов.

Когда служба закончилась, Наталья вслед за всеми пошла к исповеди. Все думала, как ей спросить святого отца, как узнать, что делать. Так и не решила ничего и, склонив голову, проговорила, что, дескать, смущает ее нечистый дух, мучается она от страха полуночного.

Священник, на вид совсем древний, ветхий старец, пожевал губами и вымолвил:

– Ничего Враг так не страшится, как смирения. Молись о смирении, дочь моя, испрашивай прощения, стремления к неосуждению. Не прибегай к колдунам и ворожеям, ищи силу в своей душе и помощи Господа. Молись чаще, крестись правильно и неспешно. Не ешь, не пей и не отходи ко сну без крестного знамения.

Наталья и сама не знала, чего ждала от священника, но то, что получила, разочаровало ее. Все, о чем он вещал постным, скучливым голосом, то ли не восприняв всерьез вопроса «барыньки», то ли просто утомившись произносить день за днем одно и то же, Наталья и сама давно знала. Она и молилась, и исполняла заветы, и старалась быть смиренной, верить и очищать мысли.

Только вот ничего не прекращалось, становилось только хуже.

Глава третья

С того дня, как пропал Иоганн Францевич, прошло около месяца. Немца так и не нашли, как ни искали. Визиты сыскной полиции давно прекратились, газеты перестали писать о пропавшем, но для живущих в доме история с исчезновением не становилась прошлым. Это был катализатор, запустивший темные процессы, которые теперь клокотали, кипели, как зловонное варево под плотно прикрытой крышкой.

В одну из ночей всех в доме переполошили истошные женские вопли. Молоденькая горничная, та самая, что утверждала, будто Иоганн Францевич заходил в курительную комнату, заявляла теперь, заходясь в истерике, что в ее комнату явился какой-то мужчина.

– Не Иоганн Францевич? – спросил управляющий Петр Савельевич, вместе с еще несколькими слугами прибежавший на крики.

– Нет, того-то я знаю! А этого – нет. Худющий, как оглобля, одни глаза, одет чудно, – давясь слезами, говорила девушка. – Стоит, молчит и смотрит!

Наталья, которая выпила чуть ли не тройную дозу успокоительных капель, той ночью на удивление крепко заснула и узнала обо всем лишь утром, со слов Татьяны. Впрочем, Николай Федорович, хотя и не пил никакого лекарства, тоже ничего не слышал: дом был таким большим, что, находясь в одной его части, можно было и не подозревать о том, что творится в другой.

Горничная велела наглецу убираться прочь, но тот не послушал. А потом из-за туч выглянула луна, осветив тот угол, где стоял таинственный незнакомец. И вот тут девушка и принялась вопить что есть мочи: посетитель попросту растаял, растворился в воздухе.

– Привиделось тебе спросонья, вот и все! – попробовал убедить горничную управляющий, но она стояла на своем: ночью по дому бродит призрак. Или даже призраки.

Терпение Петра Савельевича лопнуло. Он справедливо полагал, что бредни истеричной девицы могут нанести урон репутации дома и его хозяев, да к тому же негативным образом скажутся на настроении остальных слуг, а потому счел за благо рассчитать излишне впечатлительную девицу, посоветовав ей подлечить нервы.

Однако увольнение горничной не помогло. Слухи поползли, и остановить их было уже невозможно. Через пару дней уволился конюх, вслед за ним – одна из кухонных работниц, а за нею – еще две горничных.

Причина всякий раз была одна и та же: перепуганные слуги клялись и божились, что по ночам видели или слышали нечто ужасное. Кому-то мерещились шаги, кто-то слышал смех или стоны, а кого-то пугали таинственные существа, что являлись в спальню под покровом ночи.

– Но ведь это бред сивой кобылы! – громко говорил Николай Федорович своему управляющему.

Наталья шла в кабинет к мужу и невольно подслушала их разговор.

– Оно понятно, – согласился Петр Савельевич. – Народец темный. Одна дура ляпнула, остальные подхватили, растрезвонили. Вы не волнуйтесь, Николай Федорович, свято место пусто не бывает: желающих много, мигом замену найдем.

А вот в этом Петр Савельевич оказался неправ. То есть поначалу да, желающие находились. Но когда слуги стали увольняться один за другим, найти тех, кто захотел бы служить у Петровских, стало почти невозможно.

На городском рынке, в церкви, в соседних домах: сначала в людских и на кухнях, а после и в хозяйских гостиных – стали все громче говорить о том, что дом Петровских проклят, стоит на дурном месте и потому там обитает потустороннее зло.

– Кто ж строится на погосте? Кто на мертвяках жить станет? Говорят, кости собрали да вывезли за город, сбросили в овраг. Разве можно так с человечьими останками? Люди ведь, чай, не собаки какие! – говорила называвшая себя медиумом дочь письмоводителя Баринова всем, кто хотел ее слушать. А таковых находилось немало. – Вот покойники и мстят, являются ночами!

Это была правда лишь отчасти. Человеческие останки, найденные в парке в нескольких общих ямах (именно так хоронили безвестных, безымянных жертв мора, бушевавшего в этих местах когда-то давно) бережно перенесли на кладбище возле Сухого русла и там захоронили, как положено. Даже священника пригласили. А больше никаких могил в парке не обнаружили: в последние десятилетия возле больницы никого не хоронили, умерших везли из морга на одно из городских кладбищ.

Медиум также тонко намекала, что взялась бы «очистить дом от скверны», за кругленькую сумму, разумеется. А когда Петр Савельевич отверг ее предложение, обиделась и стала вещать о мести мертвецов с утроенной силой. В результате число слуг в Петровском доме сократилось больше чем вполовину, оставались лишь самые стойкие.