Читать книгу "Лгунья - Айелет Гундар-Гушан"

Авишай Милнер долго ждал, пока кто-нибудь начнет тонуть, но тщетно. Проплывавшие мимо лодки не переворачивались, ни одна дамочка в воде не барахталась, и казалось, сосредоточенные гребцы над ним смеются. С тех пор как Авишая выпустили под залог, насмешки мерещились ему повсюду. Даже на фотографиях пропавших собак на городских досках объявлений.

Вдруг показалась группа детей; они направлялись к пристани. Авишай Милнер напрягся. Охрипшая, усталая учительница напомнила подопечным, что в лодки надо садиться осторожно, по четыре человека. Никто из детей на Авишая Милнера не смотрел, никто его не узнал, но с учетом сложившихся обстоятельств это было даже хорошо.

Оказавшись на берегу реки, учащиеся стали фотографироваться, а Авишай тем временем внимательно их разглядывал. Мальчика, стоящего позади всех, он приметил сразу. Другие дети похлопывали его по голове – явно не дружески, а чтобы поиздеваться. Однако учительница ничего не замечала – то ли была слишком занята, то ли ей было все равно.

Авишай Милнер осторожно подошел ближе. Двое одноклассников как раз сорвали у мальчика с головы бейсболку, и Авишай смог рассмотреть его получше. Худой, низкорослый, из носа течет. Любая из этих особенностей могла послужить основанием для издевательств: слишком худой, слишком низкорослый, слишком сопливый. Одним словом, что-то в нем действовало изнывающим от неистребимого детского зуда мальчишкам на нервы. И хотя здесь были другие худые и низкорослые дети, тем не менее в реку, несмотря на робкий протест мальчика, полетела именно его бейсболка.

– Опаньки! – крикнул мальчишка, бросивший бейсболку в реку, и опасливо покосился на училку. Но та, судя по всему, вмешиваться не собиралась, и он громко заржал.

Бейсболка шлепнулась в грязную реку, и дети уставились на нее: утонет или не утонет?

Продержавшись на поверхности несколько секунд, бейсболка исчезла под водой, и дети устремили свои взгляды на мальчика: заплачет или не заплачет? Он не заплакал. Он просто стоял и смотрел на реку. Он продолжал смотреть на нее даже после того, как все остальные уже перестали. Он смотрел на нее так сосредоточенно, словно надеялся силой взгляда заставить воду расступиться и обнажить илистое дно, на котором – среди трепыхающихся рыб, зеленых водорослей и пакетиков из-под чипсов – лежала его бейсболка.

Авишай Милнер медленно пошел к толпящимся на пристани детям. Солнце стояло уже высоко, но внимания на него никто не обратил. На земле лежали спасательные жилеты, и учительница велела подопечным их надеть. Между тем мальчик-изгой все еще был без жилета. Если сейчас он упадет в воду и будет спасен храбрым прохожим – все его наверняка сразу полюбят.

– Мужчина, осторожно, тут дети! – испуганно взвизгнула учительница, схватив мальчика в охапку. – Вы чуть не столкнули Ноама в воду!

– Прошу прощения, – пробормотал Авишай и, заметив, что учительница смотрит на него с любопытством, поспешил удалиться. Даже отойдя на приличное расстояние, он чувствовал спиной ее взгляд. По-видимому, она его узнала. Авишай Милнер бросился бежать.

28

Слух о том, что у Лави Маймона есть девушка, распространялся по классу неторопливо и лениво. Маймон был персоной слишком незначительной, и одноклассники не горели желанием о нем судачить. Те же, кто все-таки судачил, лишь недоуменно поднимали бровь: «Прикинь, даже Лави Маймон телочкой обзавелся. Ну надо же…» Так слух и катился от одного одноклассника к другому, медленно, как следующая со всеми остановками пригородная электричка, пока однажды утром к парте Лави не подошел Идо Таль.

– Ну, показывай, – сказал он и, пока Лави гадал, о чем тот толкует, добавил: – Девушку свою покажи. Чика? Чувырла?

Они учились вместе с первого класса. На иврите «одноклассники» – это «друзья по классу»; именно так – «друзьями» – учителя их и называли; но друзьями они, разумеется, не были. Хотя не были и врагами. Идо никогда не бил Лави и никогда его не обзывал. И внимания на него не обращал. До сегодняшнего дня. Сейчас – Лави это видел – Идо заинтересовался им всерьез, потому что он потирал свою бородку точно так же, как потирал ее подполковник Арье Маймон, когда слушал по телевизору выступление какого-нибудь политического обозревателя. Так потирать бороду могли позволить себе только те, у кого она была. Лави, с его тремя волосинами на подбородке, мог об этом только мечтать.

– Ну? Так чика она или чувырла? – спросил Идо, продолжая потирать бороду одной рукой, а другую положив Лави на плечо. Что на это ответить, Лави не знал. Ему не хотелось помещать Нофар ни в рубрику «чика», ни в рубрику «чувырла»: Нофар была Нофар. Однако в глазах стоящего перед ним парня светилась жадность. Ни разу за те двенадцать лет, которые они проучились вместе, Идо Таль не смотрел на него так: словно у Лави было нечто такое, чего у Идо не было. Поэтому Лави сказал: «Да, у меня есть девушка». А когда Идо попросил: «Покажи фотку» – ответил, что фотки у него нет.

На самом деле фотка была. Лави сфотографировал Нофар без ее ведома в кафе-мороженом, вскоре после их знакомства. Когда он пришел, она занималась клиентами, и Лави решил подождать на улице. Он смотрел через стеклянную дверь, как Нофар возделывает свои шоколадно-ванильные поля, как склоняется над прилавком и с мастерством эквилибриста укладывает три разных шарика в один рожок. Нофар показалась ему в этот момент невероятно красивой, и Лави не удержался: достал телефон и щелкнул. Фотографию эту он собирался показать Нофар позже, однако постеснялся. Он разглядывал ее по вечерам, закрывшись в своей комнате, когда Нофар покидала внутренний двор и убегала на последний автобус. А иногда украдкой посматривал на нее во время особо скучных уроков. Возможно, именно поэтому в школе и поползли слухи о девушке, а Идо Таль к нему подошел. Но в любом случае показывать фотографию Лави не собирался. Он не желал знать, кем, по мнению Идо Таля, является Нофар – чикой или чувырлой.

Однако Лави прекрасно знал, что сказал бы Идо, если бы увидел фотографию, и знание это отравляло ему мысли. Словно мальчишки из класса поселились у него в голове и непрерывно обсуждали Нофар, выставляя оценки разным частям ее тела. Это было оскорбительно – и по отношению к Нофар, и по отношению к нему самому. И возможно, поэтому, когда Идо на следующий день подсел к Лави и попросил: «Братан, ну ты хоть словами ее опиши, что ли» – тот сказал: «Она красивая. Очень красивая».

Количество смотревших на него глаз моментально увеличилось. Одно дело, когда у Лави Маймона есть девушка, и совсем другое – когда у него очень красивая девушка. «Для меня она действительно очень красивая», – внушал себе Лави с колотящимся от страха сердцем. Но чем настойчивее требовали одноклассники описать ее внешность, тем сильнее он нервничал – и наконец выдал одноклассникам точную, но совершенно недостоверную характеристику. Точную – потому что она необычайно достоверно описывала лицо и тело девушки. Однако этой девушкой была не Нофар. Отчасти они, разумеется, были похожи, а в детстве их почти никто не различал. Тот же цвет глаз и одинаковая форма губ. Однако описывая фигуру, Лави видел перед своими глазами совсем не Нофар, а ту, вторую. Никто из одноклассников ни о чем не догадывался, но сам Лави прекрасно знал – вместо своей девушки он расхваливал ее сестру.