Читать книгу "Ты знаешь, что хочешь этого - Кристен Рупеньян"

– Думаешь, отец ей возразит или примет ее сторону?

– Да ты что, издеваешься? – почти взвизгивала Анна.

– Шшш, шшшш… – успокаивал ее Тед. – У Шариз тренировка через четыре часа.

– В жопу Шариз, – шептала Анна.

Тед смеялся. Анна тоже смеялась. Он почти чувствовал ее дыхание на лице. Он сжимал член, выгибаясь от наслаждения, и стискивал зубы, чтобы не издать ни звука.

– Ты засыпаешь? – наконец спрашивал он.

– Да, – отвечала Анна.

– Хочешь, уснем вместе?

– Да… но тебе так рано вставать…

– Нормально, – отвечал он. – Посплю в читальном зале.

– Ты милый, Тед. Мне нравится с тобой засыпать.

– Мне тоже нравится с тобой засыпать. Спокойной ночи, Анна.

– Спокойной ночи, Тед.

– Сладких снов, Анна.

– Сладких снов, Тед.

В тишине, которая наступала после, он представлял, что Анна смотрит на него с завороженным отвращением; представлял, как она к нему прикасается; представлял, что на другом конце провода, во влажной новоорлеанской ночи, Анна, мучаясь от желания, трогает себя и думает о нем. Он слушал, как она вдыхает и выдыхает, а его рука не прекращала работу под одеялом. Ему было стыдно, конечно, но тепло стыда разливалось по его паху, увеличивая удовольствие. Кончал он бурно, не издавая ни звука кроме тех, что можно было объяснить сонным дыханием. Только полностью успокоившись, когда у него замедлялись и пульс, и дыхание, он отваживался прошептать:

– Анна, ты спишь?

Он представлял, как Анна лежит без сна, широко открытыми глазами глядя в потолок, и сердце ее полно желания, но ответом была тишина.

– Я люблю тебя, Анна, – шептал он и вешал трубку.

А потом наступили зимние каникулы, и Анна собралась домой. Увидится ли с ней Тед? Конечно, он с ней увидится. Они же, можно сказать, лучшие друзья! Они разговаривали каждый вечер. Она сказала:

– Ты всегда был рядом, всегда.

Ясное дело, он с ней увидится. Вопрос только в том – когда.

И где.

И как.

Договариваться с Анной, когда они учились в школе, было делом тонким, как хирургия, и временами таким же калечащим. Если он открыто звал ее потусить, она всегда улыбалась и говорила:

– Конечно! Отлично! Позвони завтра, договоримся.

Только некоторое напряжение губ и тяжелый выдох позволяли предположить, что он навязывается. Но в итоге всегда в последнюю минуту что-то возникало или, когда он пытался уточнить детали, она не брала трубку. Если он пенял ей на необязательность или вообще упоминал о сорванных планах, вместо того чтобы притвориться, что их изначально не существовало, она отстранялась еще больше, так он начинал себя стыдиться за то, что надавил.

С другой стороны, она радостно посвящала его в свои планы, касавшиеся других, изливая нескончаемый поток информации об экскурсиях, на которые собиралась, о подробностях свиданий и вечеринок, которые вот-вот состоятся. Пока он, не жалуясь, слушал бесконечные описания того, что должно было случиться без его участия, была по крайней мере тридцатипроцентная вероятность, что Анна в последнюю минуту передумает, заявит, что не в силах вынести груз того, что запланировала, и решит вместо этого потусить с ним. Приедет к нему и свалится в преувеличенном облегчении: «Я так рада, что мы здесь, я так не хотела на очередную вечеринку у Марии». Как будто они оба были в равной мере зависимы от обстоятельств и одинаково не сознавали распределения власти, существовавшего в их «дружбе».

Но что-то же между ними изменилось! Теперь-то она не будет с ним обращаться, как тогда, не после того, как сказала: «Ты всегда был рядом, всегда, но я никогда этого не ценила, я принимала все как должное». Чем еще могли быть эти слова, как не признанием? И что такое признание, как если не обещание, то желание измениться? Ему нравилось, как ее голос немножко пресекался на втором «всегда». Когда они будут жениться, она могла бы включить это в свадебную клятву: «Ты всегда был рядом, всегда». Ты всегда был рядом, всегда. Ты всегда был рядом, всегда.

Это были самые прекрасные слова, какие он слышал в жизни.

Вечером накануне того, как Анна должна была лететь в Нью-Джерси, Тед попытался как можно нежнее подтолкнуть ее к тому, что хотел услышать.

– Не терпится тебя увидеть, – сказал он.

– И мне! Еще как.

– Ты говорила в последнее время с кем-нибудь из местных? Ну с друзьями или еще с кем? Помню, ты говорила, что старые друзья не очень-то поддерживают связь.

Ему показалось или она слегка замешкалась с ответом? Она до сих пор не призналась ему, что у нее с Марко; пару дней назад противная подружка Рейчел Шелли заявила ни с того ни с сего, что слышала, будто Марко Эрнандес получил настоящий запретительный ордер против Анны, который предписывал ей не подходить к нему ближе чем на пятьсот футов. Понятно, это была просто идиотская сплетня, которые вечно распространяла Шелли, но Тед все же хотел, чтобы Анна как-то его успокоила – в идеале расплакалась и сказала: «Ты всегда был рядом, всегда», – и стала умолять, чтобы он простил ее за годы пренебрежения, – но его устроил бы и намек на то, что она всерьез собирается с ним увидеться.

Вместо этого разговор принял неожиданный и тревожный оборот.

– Вообще-то, – сказала Анна, – я говорила с Мисси Йоханссон, знаешь ее? И она мне сказала, что ты кое с кем встречаешься! Рейчел Дервин-Финкель? И я ей такая, да быть этого не может. А она уперлась, что это правда!

– Хахахахахахахахахаха! – сказал Тед.

Потом, когда молчание Анны дало понять, что ржать как псих было недостаточно, он добавил:

– Ну. Да. Мы тусим.

– Тусите в смысле встречаетесь?

– Ну, я не знаю. Мы как-то не решили, что это. (Решили.) Все сложно. (Все было просто.) Ты же меня знаешь. (Не знала.) Но… да.

Тед, у которого в начале разговора слегка привстал, был готов блевануть. Было что-то глубоко неверное, какое-то почти надругательство в том, что Анна говорила с ним о Рейчел; все равно, как если бы родители зашли в комнату, когда он занимался сексом.

– Может, потусим втроем, когда я приеду! Я бы хотела снова встретиться с Рейчел. Давно не виделись.

– Э… конечно. Если хочешь.

– Ты знал, что наши мамы дружат? Мы все время вместе играли. Теперь мы уже не так много друг о друге знаем, потому что как-то разошлись в школе, но Рейчел славная девочка. Помню, она очень любила лошадей, когда была маленькая. Все эти «мои маленькие пони», все такое. Помнишь?

Умно, Анна. Очень умно. На самом деле по школе ходила сплетня, что Рейчел мастурбирует Моими Маленькими Пони. Сплетня была из тех, в которые никто по сути не верит, но тем не менее охотно распространяют. Тед сам оживленно спорил об этом с пацанами в столовой – возможно ли это вообще (она ее туда сует или?..) – а потом, когда слух грозил сойти на нет, Тед сам его с готовностью оживил, потому что скандал с Рейчел отвлек всех от предыдущего скандала, сотрясавшего третий класс: от вопроса о том, поймал или не поймал учитель музыки Теда, когда он какал в кладовке с инструментами во время весеннего концерта – ЧЕГО, РАЗУМЕЕТСЯ, НЕ БЫЛО.