Читать книгу "Ведьмина сила - Дарья Гущина"

— Не, гони, потерплю. Быстрее приедем — быстрее все закончим. До заката надо уйти. И не спрашивай, что там после заката творится, но ночью там находиться нельзя. Мне особенно.

— Темное колдовство? — коллега открыл окно и закурил. — Расскажешь?

Да, когда одной рукой рулят, второй — курят, а скорость — за сотню… Надо отвлечься. Но осторожно.

— В долине — не только древнее место силы. Еще там находится захоронение стародавних ведьм. Под холмами есть круг подземных гробниц со всем сопутствующим — защитными заклятьями и злобными сторожами. А мертвых обычно охраняют тоже мертвые.

— И ваша нежить боится солнца?

— Не солнца. Света. Вернее, видимости. Узнавания. Простые люди не должны знать, что в долине кто-то что-то стережет. Поэтому днем они и носа не кажут, и мимо пройдешь — не зацепят, пока в святое святых не полезешь. А вот ночью стражи наверняка расползаются по холмам — обновляют ловушки, проверяют защиту… И ночью всё можно. Сломает пьянчуга-авантюрист шею впотьмах — кого это удивит?

— Но ты же ведьма. Неужели свою не пропустят?

— Для «своих» на капище есть и своё время — раз в сто пятьдесят лет охрана уходит в тень и ждет, когда ведьмы придут… поклониться старым костям. На это дается одна заповедная ночь. В остальное время я — такой же нарушитель границ и покоя стражей, как и любой любопытный человек.

— А, так время приходит, да? Та самая ночь?

— Да, Стёп, приходит. До нее осталось чуть больше недели.

— Значит, с отпуском я угадал, — довольно заключил он.

Я только вздохнула про себя.

— Что, Мар? Говори, не стесняйся.

— Гадость ты, Стёпка…

— Я?

— Ну, не я же… Я — порядочная ведьма, тихая и скромная женщина…

— А чем докажешь?

Я даже глаза открыла от столь неожиданного вопроса. Врывающийся в салон ветер трепал светлые волосы, в ухе блестела сережка, зеленовато-карие глаза смотрели задорно и нагло. И стремительно убегала вдаль дорога. Мокрый асфальт темнел под редким дождем, сливаясь на горизонте с тучами, проносились мимо низкие и колючие курганные холмы. И почему-то почти не было страшно. Надо — надо! — изживать старые страхи, я боюсь непозволительно многих важных вещей…

— Совсем другое дело, — заметил Стёпа весело. — Знаешь, где границы долины?

Сглотнув, я храбро выглянула в окно.

— Дальше. Нужны холмы в виде рысей, лежащих морда к морде, — это врата.

— Рысей? — повторил он.

— Увидишь, — я высунулась из окна и с удовольствием вдохнула влажный терпкий воздух. Внутри дребезжало привычно-неприятное беспокойство, но я уже не обращала на него внимания. Действительно, пошло оно все… подальше, я устала. — Раньше за город не выезжал?

— Не, местные так стращали долиной…

— Как именно?

— Не скажу. Все равно у тебя так не получится.

А вот с этим можно было бы поспорить… если бы я не знала исхода спора. Печального.

— А вдруг? — я прищурилась.

Правда, в «авдругов» я не никогда не верила… «А вдруг» — волшебное ощущение и предвкушение чуда, которого не существует. Чудеса — это удачное стечение обстоятельств, над которыми прежде долго и упорно работаешь. И мне бы только понять направление…

— А не скажу, — повторил коллега.

Я разочарованно поджала губы. Наверно, не зря мои «пациенты» сразу шли в отказ и начинали сопротивляться, вынуждая меня действовать по-плохому. Экономили мое и свое время. Не могу я по-хорошему. Карма.

— Стёп, ты так интересуешься миром магии, так в него веришь… почему?

— Манит. Тянет, — он пожал плечами, высматривая впереди «рысь». — Беспокоит. Будоражит. Не каждый день встречаешься с настоящим волшебством.

Я повернулась к нему и мягко сказала:

— Нет, каждый. Вокруг нас полно волшебства, иного, нежели это, — и над моей раскрытой ладонью взвихрились черные искры. — Стёп, магия — это просто… вера. Вера в необычное и неподвластное пониманию. А с этой точки зрения магом является любой. И ты, по мнению жителей города, кудесник с волшебными руками. И по моему, кстати, тоже. Да, ты не умеешь того, что умею я, а мне не дано постичь то, что умеешь ты. А ты себя считаешь обычным человеком, врачом, который хорошо знает свое дело и верит в себя, — и повторила, но больше для себя: — Истинная магия рождается в человеке, который знает свои силы и верит в себя. Это творит настоящие чудеса, а не ведьмино колдовство.

— Возможно, — отозвался он после паузы. — Но мой мир мне осточертел. И не надейся отвязаться. Я сказал, что хочу помочь, и помогу. Точка, Мар. Кстати, это не «рысь»?

— Она самая, — я сжала руку в кулак, гася искры Пламени, и повернулась, глядя в окно заднего вида. — Разворачивайся и тормози. Приехали.

«Рыси» возвышались над дорогой. Два мордастых холма с «кисточками» на острых ушах и «пятнами» вересковых кустов на боках в напряженных позах лежали друг напротив друга, голова одного повернута к нам, вторая — к долине. Под ними стелились высокие холмы, словно беспорядочное нагромождение ярких подушек, а над их спинами тяжело ворочались грозовые тучи. Между холмами в цветущем лиловом вереске вилась едва заметная тропа.

Стёпа съехал на обочину, затормозил, вылез из машины и уставился на врата.

— Реально «рыси»… А почему не львы?

— Потому что в Сибири они не водятся, — я тоже вышла из машины и нашла голый участок земли, достала из кармана рюкзака ручку и присела.

— То есть ты хочешь сказать…

— Нет, это ты так думаешь, — я быстро чертила в пыли привычные символы. Ни людей, ни магии не ощущалось, но вот опасность… — Живые они или это проказы природы, я не точно знаю. Но сила в них есть.

«Компас ведьм» на вопросы не ответил — символы остались темными. Встав, я спрятала ручку и достала из рюкзака длинный черный шнур.

— Стёп, давай руку. И куртку сними. Или рукав закатай.

— А что это? — он споро закатал рукав.

— От проклятий. Чужого воздействия. И немного для защиты от вредных чар, — я обмотала шнур вокруг загорелого предплечья. — Пощиплет немного.

— Гадость к гадости…

Шнур обратился замысловатой татуировкой.

— Ой, не буди лихо, пока оно тихо… Через пару дней… смоется.

Дождя не было, но на лице оседала неприятная липкая морось. Скручивая растрепавшиеся волосы тугой узел, я шла впереди, а коллега, возбужденно глазея по сторонам, в двух шагах позади.

— Мар, а для цветов не рано ли? — спросил он нерешительно, когда тропа из равнинной сменилась холмистой и пошла наверх.

— Рано, — я одно за другим вытаскивала из кармана куртки кольца и «вооружалась». — Обычно вереск цветет в августе. В обычных местах. Здесь же многое будет… иначе.