Читать книгу "Манхэттен-Бич - Дженнифер Иган"

Кабинет доктора Дирвуда располагался на втором этаже жилого дома на Парк-авеню. Приемная, шепнула Анне мать, отделана в викторианском стиле: полы застелены восточными коврами, диваны обиты парчой. На окнах шторы с золотыми кистями, стены сплошь увешаны небольшими картинами в тяжелых рамах. Иногда там ждали приема другие пациенты; они сидели в креслах, скрючившись или сложившись пополам, некоторые бродили с палочкой; казалось, это родственники Лидии, родня по несчастью. Но день был воскресный, приемная пустовала. Анна с матерью усадили Лидию в кресло, а сами сели рядом на кушетке. Они ездили к доктору Дирвуду два раза в год. Ожидание доктора в полной уверенности, что он непременно появится, было для Анны кульминацией визита. От нетерпения у нее покалывало под ребрами. Доктор придет! Придет обязательно!

Вот почти бесшумно открывается дверь, и раздается его голос:

– Добрый день, добрый день! Рад вас всех видеть!

Доктору, кругленькому человеку с вощеными седыми усами, больше подошел бы цилиндр, чем серый медицинский халат. Первым делом он направился к Лидии, осторожно отвел локоны, закрывавшие пол-лица, и поздоровался:

– Здравствуйте, мисс Керриган. Очень рад вас видеть. И старшую мисс Керриган тоже, – добавил он и пожал Анне руку. – И конечно же вас, миссис Керриган.

В последние годы вопрос о местонахождении мистера Керригана уже не затрагивался.

Осмотр больной проходил в соседней комнате, куда менее пышно убранной, зато там было очень тепло. В одном углу с потолка каскадом свисали на ремнях разной длины шкивы и блоки, но для Лидии их не использовали никогда. Доктор взял ее на руки и вместе с ней стал на весы. Все эти манипуляции с детства занимали Анну; она быстро передвинула гирьки, и стрелка весов замерла. Потом доктор перенес Лидию на мягкий диван и начал осмотр: обхватил ладонями ее голову и стал осторожно наклонять в разные стороны. Лидия лежала неподвижно, почти дремала, а он тем временем осмотрел ее рот, принюхался к запаху изо рта и, вооружившись стетоскопом, стал слушать сердце и легкие. Затем осмотрел волосы и ногти на руках. Потом умело занялся ее телом: руками, ногами, торсом, стопами, а скрюченные кисти рук распрямил и измерил. Лидия была бы дюйма на два выше Анны.

– К вечеру ее тревожное состояние усиливается? – спросил он. – Я дам вам успокоительное, камфорные капли. Глотать ей теперь труднее? Я знаю, прием пищи может превратиться в пытку. Тем удивительнее, что она, в отличие от многих моих пациентов, не потеряла в весе. Не тревожьтесь, если она станет заметно худеть, это вполне нормальный процесс.

Раньше Лидия смеялась. Смотрела в окно на мир. Повторяла то, что слышала, но по-своему: лепетала неразборчиво, бессмысленно. И надолго не отключалась. Постепенно эти привычки и развлечения сходили на нет. И каждый раз, когда очередная привычка исчезала, Анна с матерью приноравливались и уже не ждали возврата того, что исчезло навсегда; да едва ли они сами все это помнили.

Теперь, повзрослев, Анна поймала себя на том, что состояние сестры видится ей совсем иначе. Если человек целыми днями слушает по радио любовные сериалы, как ему не впасть в ступор? Но чего ради Лидии следить за тем, что происходит вокруг?

Осмотр закончился, доктор Дирвуд придвинул стул поближе, как бы делая Лидию участницей общей беседы.

– Должен похвалить вас обеих, – обратился он к Анне и ее матери. – Ваши усилия по-прежнему приносят удивительные плоды.

Из глаз матери ручьем полились слезы; на этом этапе визита такое случалось часто, хотя навзрыд она не плакала никогда.

– Вы считаете, ей хорошо? – спросила она.

– Господи, конечно, хорошо! Всю свою жизнь Лидия окружена любовью и заботой. Боюсь, мало кому из тех, кто находится в ее положении, выпало подобное счастье.

Порой у Анны мелькало подозрение, что она влюбилась в доктора Дирвуда, волшебника, который превращает их долгие мучительные старания в нечто ослепительно яркое. Но в этот день она заметила под медицинским халатом доктора сапоги для верховой езды. Уж не держит ли он лошадь в Центральном парке? – мелькнула мысль, а следом еще одна: Выходит, мы платим ему кучу денег за то, что он уверяет нас, что мы ведем себя в данной ситуации выше всяких похвал. А потом некий другой голос заметил: Славная работенка, знать бы, как ее добыть.

– Тогда почему ей становится хуже? – спросила она и заметила, что мать смущенно поежилась.

– Человека в таком состоянии, как у нее, вылечить невозможно, – сказал доктор Дирвуд. – И вы это знаете.

– Да, – подтвердила Анна.

– Для своего состояния она развивается нормально. Слова “лучше” или “хуже” в их привычном смысле тут не вполне применимы.

– А можно сделать для нее что-то еще? – спросила Анна. – Может, чаще выносить ее на свежий воздух? Она ведь еще ни разу не видела океана – ни разу в жизни.

– Новые впечатления и ощущения идут на пользу всем, в том числе и Лидии, – заметил доктор. – К тому же в морском воздухе много минеральных веществ.

– А вдруг она простудится? – сурово спросила мать.

– Ну, зимой я бы не стал ее вывозить. А вот в такой денек, как сегодня – если, конечно, она одета по погоде, – вполне стоит.

– Я предпочла бы подождать до весны.

– Зачем? – в упор спросила Анна. – Зачем ждать?

– А зачем спешить?

Обе молча смотрели друг на друга.

– Я склонен согласиться с мисс Керриган, – мягко заметил доктор Дирвуд. – Известно же, temp us fugit[21]. Не успеем оглянуться, как мы снова увидимся с вами, но уже в мае следующего года. Так зачем ждать?

Обычно обе они, и Анна, и ее мать, выходили от доктора Дирвуда умиротворенными, и дымка благодати окутывала их довольно долго; для обеих это были едва ли не лучшие часы общения друг с другом. Теперь же они избегали смотреть друг другу в глаза и молча везли Лидию в инвалидном кресле обратно. Уже на Парк-авеню Анна поправила Лидии прическу, а мать заново повязала ей на шею платок.

– Ну вот. Теперь в парк? – спросила мать.

– А почему не на пляж?

– На какой еще пляж, Анна?

Анна не верила своим ушам. Неужели слова доктора уже вылетели у матери из головы?

– На Кони-Айленд или на Брайтон-Бич! Можем поймать такси.

– Это займет уйму времени и обойдется в кругленькую сумму, – сказала мать. – А подгузников и еды у нас с собой мало. И откуда вдруг эта одержимость: “Лидия должна увидеть океан!”? Вряд ли она его вообще видит.

– Может, ей почти не на что смотреть.

Под ярким осенним солнцем лицо матери выглядело совсем увядшим, особенно по контрасту с ярко-зелеными перьями, которые она накануне вечером пришила к своей шляпке.

– Какая муха тебя укусила, Анна? – грустно спросила она. – Неужели мы не можем, как бывало, с удовольствием провести денек все вместе?