Читать книгу "Проклятие Пиковой дамы - Юлия Алейникова"

Время шло, ничего не менялось, мы все больше отдалялись друг от друга, я все еще любил ее, но уже скорее по привычке. И особенно, когда она пела. В эти минуты я мог простить ей все. У нее был удивительный, волшебный голос. Он завораживал, заставлял забыть обо всем… Возможно, мы так и жили бы до самой старости, но однажды дождливым сентябрьским днем я встретил Машу. Она стояла под козырьком служебного входа, как маленький нахохлившийся воробышек. Такая тоненькая, с огромными сияющими глазищами и смотрела на дождь как на вселенское чудо, словно никогда не видела этой удивительной красоты. И знаете, мне вдруг тоже показалось, что дождь какой-то необыкновенный. Особенный, серебристый.

Я подвез ее до дома. Даже имени не спросил. Думал, просто подвез незнакомую девчонку, и все. Но забыть ее не мог. А потом мы снова встретились, и я понял, что влюбился. Я боролся с собой, уговаривая себя, что все пройдет, что это наваждение, что у меня есть Аня, что я люблю ее. Но я ее уже не любил. И в один прекрасный день я поехал к Маше. Только не подумайте, что она сразу сдалась, — с теплой улыбкой проговорил полковник. — О нет. Мне пришлось долго ее завоевывать. Но это был счастливый период в моей жизни, в ней снова появился смысл. Сперва мы стали друзьями, потом любовниками. В начале наших отношений речь о разводе не шла. Я очень любил Машу, но меня мучило чувство вины перед женой. Я больше не любил ее, но еще жалел. А потом я узнал, что за последние три года Аня трижды делала аборты. Узнал случайно. В начале августа я встретил на улице знакомого доктора, он спросил у меня, как Анино самочувствие. Представляете, она сделала несколько дней назад третий по счету аборт, а я, слепой идиот, и не знал. Мы только вернулись из Ялты с отдыха, и она едва с поезда сразу же помчалась к врачу!

Не знаю, как я тогда сдержался, но мне хватило выдержки расспросить доктора обо всем подробно. Услышанное меня ужаснуло. К тому времени я уже всерьез задумывался о разводе. Я знал, что без скандала не обойдется. Что Аня, привыкшая к сытой, бездельной жизни, будет сопротивляться изо всех сил. Что, возможно, мне придется пожертвовать карьерой, а Маше уйти из театра, но я был готов идти на эти жертвы. А Маша могла заранее перейти на службу в другой театр. Но, узнав о том, что Анна хладнокровно убила троих наших детей, я… я… — Руки Николая Васильевича непроизвольно сжались в кулаки. — Я вдруг понял, что не смогу жить с мыслью, что где-то рядом со мной, в моей прежней квартире, обвешанная драгоценностями, которые я дарил, живет припеваючи разнаряженная, беззаботная, холеная тварь, убившая моих детей. Во мне проснулась такая лютая ненависть, которую я испытывал только к врагу на фронте, когда освобождал наши выжженные села, когда проходил по разрушенным городам, — голос полковника звенел от напряжения. А капитан Топтунов с сочувствием и состраданием смотрел на этого сильного, попавшего в ловушку собственных страстей человека. — Не знаю, как я смог взять себя в руки и не придушить ее в тот же день. Но как-то смог. Я хотел сказать ей, что все знаю, что не прощу ее, но слова комом застревали у меня в горле. И тогда я уехал к другу, там пил два дня, пока боль не притупилась, и я смог контролировать себя. И пока я водкой заливал свое горе, Маша узнала, что беременна! Представляете, какое счастье?!

Это решило все. Я понял, что не хочу скитаться с будущей женой по углам, тесниться в маленькой комнате в коммунальной квартире, не хочу выяснять отношения с Анной, не хочу ради нее поступаться интересами будущего ребенка. И как только понял все это, выход нашелся сам собой. Осталось продумать детали.

Знаете, что самое удивительное? Решение об убийстве мне далось так легко, я даже сам удивился. Оно показалось единственно верным, правильным и естественным. У меня не было ни колебаний, ни сомнений. Оставалось продумать детали и выбрать способ. Но ведь я с самого начала хотел ее придушить? — спокойно объяснял полковник. — Так что с этим решилось быстро. Надо было выбрать время и место. Не делать же это дома? Садиться в тюрьму я не собирался. Тут мне очень помогла моя собственная выдержка. Никто, даже Анна, не догадывался о моих планах и настроениях, все считали меня образцовым супругом, — с невеселым смешком проговорил Николай Васильевич, а капитан вспомнил профессора консерватории Шимкевича. — Я решил дождаться премьеры. Дать Анне умереть на пике успеха, в минуту счастья. Последний подарок.

Это было очень просто. Когда все повалили в банкетный зал, я незаметно свернул в нужный коридор, вошел в грим-уборную, спрятался за ширмой, приготовил шнурок и стал ждать. Она вошла сияющая, абсолютно счастливая, с охапкой цветов в руках, уселась перед зеркалом, любуясь собой. И вот тут я выключил свет, вышел из-за ширмы и придушил ее.

Сказано это было простым будничным тоном. Как о каком-то прозаическом деле. Пришел на кухню, поставил чайник. Взял нож, отрезал колбасу.

Жутко.

— У меня есть одна просьба, — после продолжительной паузы заговорил полковник.

— Слушаю вас.

— Я прошу вас вернуть шкатулку и перстень Маше. Это наши фамильные ценности. Они передавались в семье со времен Екатерины Второй. Это очень важно, чтобы они перешли к моему ребенку.

Николая Щербатова расстреляли. Ребенок родился уже после его смерти, и он так и не узнал, кто же у него родился, сын или дочь.

Зинаида Барышева развелась с мужем и вскоре снова вышла замуж. За военного.

Глава 10

18 апреля 2019 г. Санкт-Петербург

— Наталья, почему ты не рассказала полиции о том, что Илья был запойным игроком? — сидя за завтраком напротив дочери, поинтересовалась Зоя Дмитриевна. — Я все больше думаю о случившемся и все больше удивляюсь. Ведь этот сотрудник приходил к нам не твои сказки выслушивать о том, каким он был в детстве славным мальчиком, а когда вырос — заботливым сыном. К слову сказать, он таким никогда и не был.

— Мама, как ты можешь? Он же твой единственный внук! — воскликнула Наталья Алексеевна, чувствуя, как слезы выступают у нее на глазах, а в горле встает знакомый ком, который не дает дышать, говорить, жить.

— Я любила Илью такого, какой он был. И мне тоже тяжело, но я хочу помочь полиции, — сухо проговорила Зоя Дмитриевна. — А потому, думаю, им стоит знать о внуке всю правду. Ты еще не забыла, что случилось осенью, как нас всех едва не оставили без жилья, без денег, да о чем это я? Если бы Илья не взял кредит и не расплатился с долгом, нас бы вообще убили. За такие-то деньги!

— Мама, он же не нарочно, и потом он сам расплатился с долгами, а те люди просто хотели его поторопить, никто бы нас не убил, это были простые угрозы! Илья же все тебе объяснил. Это был просто способ психологического давления.

— Да? Интересно, как бы ты рассуждала, если бы любимый сынок не раздобыл так срочно денег. И кстати, по поводу самостоятельного решения проблем. Это я помогла ему покрыть тот кредит.

— Мама! Почему ты раньше ничего не говорила? — Наталья Алексеевна выглядела потрясенной.