Читать книгу "Стингрей в Зазеркалье - Мэдисон Стингрей"

Ни один из нас не знал ни слова по-японски, но в ресторанах были выставлены муляжи блюд из меню, и мы просто тыкали пальцем в то, к чему лежали наши душа и желудки. Виктор всегда обожал соевый соус, или «цой-соус», как я его называла, а здесь он был повсюду – аналог американского кетчупа. Я хохотала и закрывала глаза руками при виде того, как Виктор разрывал пакетик за пакетиком и заливал свою тарелку липкой коричневой жидкостью.

Вечером мы впервые побывали на представлении японского театра кабуки. Лица актеров были покрыты сложным ярким гримом, и каждое выразительное движение было наполнено драматическим смыслом. Мы получили подлинное наслаждение, а после спектакля нас провели за кулисы, где познакомили с несколькими актерами, и они пригласили нас поужинать в ресторан. Японцев и русских объединяет умение с любовью и много выпивать. Через пару часов вечер стал шумным и расслабленным, мужчины перекрикивали друг друга, а женщины хихикали громче обычного, по-прежнему не сводя глаз с Виктора. Не считая обязательных тостов, мы с Виктором пили очень мало. Как правило, на многочисленных токийских вечеринках через некоторое время мы покидали застолье и играли либо в дротики, либо в биллиард в окружении с любопытством взирающих на нас растрепанных незнакомцев.

Проходя мимо уличных музыкантов в ярких пестрых костюмах и с выкрашенными во все цвета радуги волосами, Виктор чувствовал себя спокойно и расслабленно среди не знающих его и не пристающих с просьбами об автографах людей. Ему нравилось сливаться с толпой. На многочисленных фотографиях, которые остались у меня от этой поездки, Виктора невозможно было бы распознать в море гостей на вечеринках Йокичи, если бы не постоянно белеющая рядом с ним копна моих блондинистых волос.

Обратно в Москву мы летели ночным рейсом, любовались восходящей и заходящей луной и обсуждали успешную поездку. В ту ночь я увидела нового для себя Виктора, в комфорте Японии внезапно повзрослевшего, серьезно относящегося к своим жизненным обязательствам.

– На мне долг перед Марьяной и Сашей, Наташей и ее семьей и также всеми моими фанами, – сказал он мне. – Но мне это нравится. Я чувствую себя хорошо, когда работаю для всех. У меня есть все, что мне нужно в жизни. Я счастлив. А ты?

– Нет, я еще нет, – призналась я, покачав головой и глядя прямо ему в глаза. – Но я рада слышать это от тебя. Это дает мне надежду, что и я когда-нибудь достигну того же.

– Не теряй эту надежду, – ответил он. И лукаво подмигнул. – Не все же мы лягушки.

Глава 29

Большое яблоко

Если для меня Страной Чудес была Россия, то для русских – Нью-Йорк. Город Большого яблока был для них мечтой – весна в Центральном парке, яркие огни во всех огромных зданиях, сверкающий шумный Бродвей, разноязыкая и пестрая толпа, неисчерпаемый источник соблазнов. Я приехала в Нью-Йорк на несколько дней, когда там был Большой Миша, а Тимур Новиков и вовсе оставался здесь в течение пары месяцев. Для них обоих это был первый приезд в город, который никогда не спит.

Вместе с Мишей мы встретились с Бобом Колачелло[108], остроумным редактором издававшегося Уорхолом журнала Interview.

– Каково это – на постоянной основе общаться с гением? – спросил Миша, положив нога на ногу и размахивая рукой.

– Дело в том, что ты не можешь общаться с гением вечно. Он отбирает у тебя все, что у тебя есть. Поэтому он и гений, в отличие от тебя.

– Но тебе все же повезло, что ты можешь работать здесь и делать все то, что ты делаешь, – не выдержала я.

Он хитро поднял бровь.

– Зависть не способствует хорошему настроению. Ладно, расскажите-ка мне лучше, как там поживают ваши друзья – рокеры и художники.

За несколько лет до этого журнал опубликовал большую статью обо мне, а еще чуть позже статью о русских художниках, в том числе и о работе Африки над костюмами и декорациями для балетной труппы Мерса Каннингема[109].

Встретились мы с Мишей и с видеорежиссером Антоном Корбейном[110], с которым познакомились еще в России, куда он приезжал вместе с UB40. Именно Большой Миша, обладавший необыкновенно острым взглядом и способностью узнавать людей из мира независимой музыки, и распознал его тогда. Без него я бы просто прошла мимо этих людей, не обратив на них никакого внимания[111].

Тимур в Нью-Йорке участвовал в двух групповых выставках – одна проходила в галерее Пола Джадельсона и называлась «“Клуб друзей Маяковского”, Ленинград, СССР»[112], вторая – в галерее Филлис Кайнд под названием «Действие искусства в эпоху перестройки»[113]. Работы его прекрасно принимались, и имя Тимура становилось все более широко известным в арт-мире Нью-Йорка. Африка познакомил его со многими знаменитостями, в числе которых были очень близкая Уорхолу в последние годы его жизни фотограф и художница Пейдж Пауэлл, редактор журнала Art and Antiques Джеффри Шер, бойфренд Рудольфа Нуреева Роберт Трейси, который ввел Тимура в мир балета, диджей Димитри из группы Deee-Lite[114], современный итальянский художник Франческо Клементе. Для Тимура это было настоящее раздолье, а еще через некоторое время он уже «зажигал» вместе с присоединившемся там к нему Густавом.