Читать книгу "Лицо страха - Дин Кунц"

* * *

Фрэнк Боллинджер вошел в служебное помещение на тридцать первом этаже. Он увидел красную дверь. Кто-то приоткрыл ее на пару сантиметров и зафиксировал стопором в этом положении. Он сразу понял, что Харрис и женщина выбрались здесь.

Но почему дверь была открыта? Это словно указатель, знак для него. Ожидая ловушки, он двигался осторожно. «Вальтер» был у него в правой руке. Левую руку он вытянул вперед, чтобы остановить дверь, если они резко распахнут ее прямо перед его лицом. Он затаил дыхание во время движения, прислушиваясь к малейшему шороху, однако не услышал ничего, кроме легкого скрипа своих ботинок. Ничего. Тишина. Носком ботинка он откинул стопор, распахнул дверь и шагнул на маленькую платформу. У него было достаточно времени, чтобы понять, где он очутился, когда дверь за ним захлопнулась и все огни в шахте погасли.

Сначала он подумал, что Харрис вошел в служебное помещение вслед за ним. Но когда он толкнул дверь, она оказалась незапертой. И когда он открыл дверь, все огни снова зажглись. Аварийное освещение не горело двадцать четыре часа в сутки, оно включалось только тогда, когда один из служебных входов был открыт; вот почему Харрис оставил дверь открытой.

Боллинджер был потрясен системой освещения, платформ и лестниц. Не всякое здание, сооруженное в двадцатые годы, было оборудовано системой на случай чрезвычайных обстоятельств.

Действительно, всего лишь несколько небоскребов, построенных после войны, могли похвастаться какой-то системой безопасности. В те времена вас могли заставить ждать в застрявшем лифте, пока его не починят, неважно, займет это десять часов или десять дней; и если лифт не будет отремонтирован, то вы на свой страх и риск могли прибегнуть к спуску вручную или продолжать гнить в лифте.

Чем больше времени он проводил в здании, чем глубже проникал в него, тем сильнее оно завораживало его. Оно не соответствовало масштабам тех действительно колоссальных стадионов, музеев, высотных зданий, которые Гитлер предназначал для представителей «высшей расы» перед самым началом и в первые дни второй мировой войны. Но замечательные сооружения Гитлера никогда не были воплощены в камне и мраморе, в то время как это здание выросло. Боллинджеру казалось, что люди, которые спланировали и возвели его, были олимпийцами. Он чувствовал странность этого ощущения. Днем, когда здание было заполнено людьми, занятыми коммерцией, он вряд ли заметил гигантские размеры и стиль сооружения.

Для ньюйоркцев не было ничего особенного в сорокадвухэтажном здании. Сейчас, однако, покинутая на ночь башня казалась невероятно громадной и сложной; в одиночестве и тишине у него было время, чтобы созерцать ее и понять, как она прекрасна и необычна. Он был подобен микробу, внедрившемуся в вены и кишки живого чудища, которое он изучал.

Он почувствовал единение с разумом тех, кто создавал этот монумент. Он был одним из них, двигатель, сверхчеловек. Олимпийская природа здания и его архитекторов затронула чувствительную струну в нем, заставила его проникнуться сознанием божественности своей собственной персоны. Наполненный чувством гордости, он еще сильнее, чем раньше, стремился убить Харриса и женщину. Для него они были животными, вшами, паразитами. Психический дар Харриса создал угрозу для Боллинджера. Эти двое пытались лишить его законного места в истории, нынешний этап которой был отмечен появлением новых людей.

Он толкнул стопор, чтобы дверь оставалась открытой и в шахте горел свет. Затем он подошел к краю платформы и заглянул вниз на лестницу.

Они находились тремя этажами ниже. Женщина была на несколько ступеней выше. Харрис висел ниже, он спускался первым. Никто из них не смотрел наверх. Они, конечно, заметили отключение света и понимали, что это значило. Они спешили к ближайшей платформе, где могли выбраться из шахты. Боллинджер нагнулся, проверил перила. Они были крепкие.

Он перегнулся через перила, используя их как страховку, чтобы не упасть вниз.

Он не хотел убивать их здесь. Место и способ убийства были крайне важны сегодня вечером. Здесь они упадут на дно шахты, и это сломает схему, которую они с Билли составили днем. Он был здесь не для того, чтобы убить их любым способом, он должен был застрелить их в определенной манере. Если он не сделает это прямо сейчас, то полиция будет сбита с толку, введена в заблуждение, а жители Нью-Йорка начнут ощущать растущий страх, как в страшных ночных кошмарах. Они с Билли разработали чертовски умный ход, и он не отступится от него, пока остается шанс осуществить все так, как было запланировано.

Было уже без четверти десять. Через пятнадцать минут Билли подъедет в переулок и будет ждать его до половины одиннадцатого. Боллинджер понимал, что у него, вероятно, не останется времени на женщину, но был уверен, что сделает намеченное за сорок пять минут.

Кроме того, он не знал, как выглядит Харрис. Было что-то трусливое в убийстве человека, лица которого он никогда не видел. Это было похоже на убийство в спину. Такой вид убийства — даже животного, даже такой вши, как Харрис, — не соответствовал представлению Боллинджера об образе сверхчеловека. Он хотел встретиться лицом к лицу со своей жертвой, подойти ближе, ощутить опасность.

Вся хитрость состояла в следующем: заставить их покинуть шахту, не убивая, загнать на другой этаж, где и осуществить задуманный план. Он опустил пистолет вниз, прицелился рядом с головой женщины и нажал на спусковой крючок.

Грохнул выстрел. Оглушающий шум окружил Конни со всех сторон. Она слышала по слабеющим отзвукам, что пуля отрекошечивала от одной стены к другой все дальше вниз по шахте.

Ситуация казалась настолько нереальной, что она не могла понять: неужели это происходит с ней? Ей представлялось, что она находится в госпитале, и все это было продуктом лихорадочного воображения, иллюзиями сумасшедшей.

Спускаясь по лестнице, она не раз поддерживала себя тихим бормотанием: иногда это были малозначащие путаные фразы, иногда совершенно бессмысленные звуки. Ее желудок трепетал, как рыба на мокром дне лодки. У нее тряслись поджилки. Ей казалось, что пуля попала прямо в нее и разорвала все внутренние органы.

Боллинджер выстрелил снова.

Выстрел показался не таким оглушающим, как раньше. Ее уши были еще заложены после первого выстрела.

Для женщины, которая испытала лишь незначительный эмоциональный, но не физический страх в своей жизни, она держалась удивительно стойко.

Когда она посмотрела вниз, то увидела, что Грэхем держался за лестницу одной рукой, ухватившись другой за перила, окружавшие платформу. Он оторвал одну ногу от лестницы, качнулся, сильно наклонившись в сторону; собрался было поставить ногу назад, но неожиданно нашел мужество наступить на край платформы. Какое-то мгновение, борясь с собственным страхом, он оставался в таком положении, между двумя точками опоры. Она собиралась окликнуть, подстегнуть его, когда он наконец оторвался от лестницы, качнулся на краю платформы и едва не упал, затем восстановил равновесие и перелез через перила.

Она в мгновение ока спустилась на двенадцать ступенек и достигла платформы, когда Боллинджер выстрелил в третий раз. Она поспешила проскочить в служебное помещение на двадцать седьмом этаже через красную дверь, которую Грэхем держал для нее открытой.