Читать книгу "В.И. Ленин. Полная биография - Владлен Логинов"

Эта реплика требует комментариев, как, впрочем, часто требуют пояснений слова, сказанные в доверительной беседе между близкими людьми.

Известнейший и умнейший наш философ Эвальд Ильенков, выросший в старобольшевистском окружении, как-то задал мне вопрос. Он слышал от стариков о том, что, характеризуя какого-то деятеля, слывшего умником и эрудитом, Ленин якобы сказал: «Умный-то он умный, только вот ум у него глупый». Похоже ли это на правду? Я ответил, что в текстах такой фразы не встречал, но по смыслу слова эти вполне могли принадлежать Ильичу.

Дело в том, что для Ленина такие, казалось бы, простые понятия, как «умный» или «глупый», не были столь однозначными. Однажды в разговоре с молодым большевиком Иваном Поповым Владимир Ильич употребил фразу Фердинанда Лассаля – «физическая сила ума».

И на недоуменный вопрос Ивана Федоровича пояснил смысл этих слов на примере Плеханова, с которым был в это время в контрах. «Вы только взгляните на него, – сказал Владимир Ильич, – и увидите, что это сильнейший ум, который все одолевает, все сразу взвешивает, во все проникает, ничего не спрячешь от него. И чувствуешь, что это так же объективно существует, как и физическая сила»2279.

Но одной «физической силы ума» для Ленина было недостаточно. Важно было и то, какой «продукт» выдает этот ум. В 1921 году на Х конференции РКП(б) Ленин привел пример: оценивая политическую ситуацию в России, Милюков дал ей более верную оценку, нежели Мартов и Чернов. Это доказывает, отмечает Владимир Ильич, что «он умнее Мартова и Чернова… хотя бы лично он и не был так умен, как Чернов и Мартов»2280.

Аналогичный пример Ленин привел в ноябре 1922 года на IV конгрессе Коминтерна. То, что политику «просвещенных» великих держав формируют люди умные и образованные, в этом он нисколько не сомневался. Не сомневался и в том, что, к примеру, Версальский мир консультировали с ученейшими мужами, интеллектуальной элитой Европы.

И что же получилось? То же, что и с расчетами на интервенционистские планы против Советской России, которые опять-таки сочинялись людьми совсем не глупыми. Эгоистические интересы Антанты, помноженные на эйфорию победы в войне, заслонили вполне очевидную историческую перспективу. «Они оценивали ее, – заметил Ленин, – с точки зрения того, что лежит у них под носом…»2281

Вот и получилась у ученейших людей, явно обладавших «физической силой ума», полная бессмыслица. Получилась та самая пигасовская «дважды два – стеариновая свечка», – о которой вспомнил на конгрессе Коминтерна Владимир Ильич. «Это было фиаско, – сказал он, – которое, по-моему, трудно даже понять с точки зрения человеческого рассудка»2282.

Так и в «грузинском вопросе». Ленин был глубоко убежден, что позиция «автономистов», занятая Сталиным, чревата самыми серьезными негативными последствиями, которые ум Сталина, видимо, никак не ухватывает.

Вернемся, однако, к рассказу Марии Ильиничны Ульяновой. Итак: «“Совсем он не умный”, – ответил Ильич решительно и поморщившись… Слова его о том, что Сталин “вовсе не умен”, были сказаны В.И. абсолютно без всякого раздражения. Это было его мнение о нем – определенное и сложившееся, которое он передал мне».

«Продолжать разговор я не стала, а через несколько дней В.И. узнал, что о том, что Сталин грубо обошелся с Н.К., знают и Каменев и Зиновьев, и с утра, очень расстроенный, попросил вызвать к себе стенографистку, спросив предварительно, уехала ли уже Н.К. в Наркомпрос, на что ему ответили положительно. Пришла Володичева, и В.И. продиктовал ей следующее письмо к Сталину…»2283

У некоторых исследователей письмо это вызывало некоторое недоумение. Им казалось, что появилось оно слишком спонтанно и по поводу более чем двухмесячной давности. Ну, а В.А. Сахаров, как уже указывалось, вообще считает его подделкой. Между тем достаточно проследить последовательность событий этих дней, чтобы причина стала очевидной.

3 марта Владимир Ильич получает от Фотиевой заключение о материалах по «грузинскому вопросу». 4 марта читает, и совершенно очевидно, что изучение этих документов удовольствия ему не доставило. Врач прямо записал, что оно «его чрезвычайно расстроило. Он стал вспоминать свою первую болезнь. По-видимому, более медленная теперь поправка его беспрестанно волнует и озабочивает». Ему действительно стало гораздо хуже, и он, вероятно, даже стал сомневаться в том, сможет ли сам довести дело до конца2284.

Позднее Мария Гляссер, которая вела протокол заседания Политбюро при обсуждении «грузинского вопроса», написала, что, стараясь успокоить Владимира Ильича, «я рассудила – может быть, слишком примитивно, – что если Вл. Ил. узнает о том, что тт. Зиновьев и Троцкий думают так же, как и он, то он не будет так сильно волноваться… В.И. действительно, узнав об этом, обрадовался и как будто успокоился»2285.

Утром 5-го Ленин вызывает стенографистку и диктует не одно, а два письма. Первое – Троцкому: «Я просил бы Вас очень взять на себя защиту грузинского дела на ЦК партии. Дело это сейчас находится под “преследованием” Сталина и Дзержинского, и я не могу положиться на их беспристрастие. Даже совсем напротив. Если бы Вы согласились взять на себя его защиту, то я бы мог быть спокойным. Если Вы почему-то не согласитесь, то верните мне все дело. Я буду считать это признаком Вашего несогласия. С наилучшим товарищеским приветом Ленин».

К письму приложена записка секретаря: «Товарищ Троцкий! К письму, переданному Вам по телефону, Владимир Ильич просил добавить для Вашего сведения, что т. Каменев едет в Грузию в среду, и просит узнать, не желаете ли Вы послать туда что-либо от себя. 5-го марта 23 г.»2286.

Второе письмо адресовано «Товарищу Сталину. Строго секретно. Лично. Копия тт. Каменеву и Зиновьеву.

Уважаемый т. Сталин! Вы имели грубость позвать мою жену к телефону и обругать ее. Хотя она Вам и выразила согласие забыть сказанное, но тем не менее этот факт стал известен через нее же Зиновьеву и Каменеву. Я не намерен забывать так легко то, что против меня сделано, а нечего и говорить, что сделанное против жены я считаю сделанным и против меня. Поэтому прошу Вас взвесить, согласны ли Вы взять сказанное назад и извиниться или предпочитаете порвать между нами отношения. С уважением Ленин. 5-го марта 23 года»2287.

Письмо, как видим, написано достаточно жестко. Так в старые времена писали «письма чести» – вызовы на дуэль. Но если речь идет о сугубо «личном конфликте», тем паче более двухмесячной давности, то при чем тут Каменев и Зиновьев? А ведь Владимир Ильич не только направляет им копии данного письма. Он прямо пишет: хотя Сталин и извинился перед Крупской, его беспокоит то, что этот конфликт «стал известен Зиновьеву и Каменеву». Стал известен – и они (старые соратники?!) ничего не предприняли, т. е. попросту потакали Сталину…

Так, может быть, письмо это – не только формально, но и по существу – адресовалось всей «тройке»: не только для того, чтобы прояснить отношения со Сталиным, но и предупредить Зиновьева и Каменева о том, что настроен Ленин достаточно решительно и столь же решительно будет отстаивать свои позиции по всем принципиальным вопросам. То есть рано смотреть на него как на мертвого льва, которого любой может пинать ногами.