Читать книгу "Княжна Тараканова - Эдвард Радзинский"

— Давно с тобой встречи жду… Знал — меня не минуешь… А как письмо от тебя получил, понял: пришло мое время. Уж один раз на престол возвел. И в другой раз осечки не будет… Грех не рискнуть, ежели ты Елизаветина дочь.

— А ежели нет? — усмехнулась в темноте принцесса.

— А ежели нет… — Он помолчал. Потом прибавил: — Погублю…

Наступило молчание.

— Ну что ж, спасибо за правду, — глухо сказала она. — Как губить будешь?

— А дальше… Увидел тебя, проклятую, и понял: не погубить мне тебя, потому что ты погубила меня. Держишься как государыня… Обликом ты государыня. Величавость в тебе. И храбрость: не побоялась в Пизу приехать.

— Это безопасно, граф, — засмеялась она. — Да вы и сами знаете: Пизой владеет брат императрицы австрийской, родственник жениха моего. Не посмеете вы тут ничего… И слуг моих во дворце шестьдесят человек.

— Да, не ошибся… Отважна… И хитра… Рискну с тобой! — И добавил: — Но учти: сначала женюсь на тебе. И не как мой братец Гришка на императрице надумал жениться, когда она повелительницей стала да в три шеи прогнала его. А сейчас женюсь, когда ты — ничто без меня. Ну… пойдешь за меня?

— Не много ли для первого дня, граф? — холодно усмехнулась принцесса. — К тому же у меня есть жених…

И вновь страшные горящие глаза приблизились к ней. И этот ужасный шрам…

— Пойдешь за меня?

— Пойду… ведь сам знаешь, — бессильно ответила она.

Ночь в огромной спальне подходила к концу. В тусклом свете выступали из темноты статуи и картины. Утренний ветер входил в комнаты.

— Уезжайте, я не хочу, чтобы они вас увидели. Принцесса Всероссийская, как жена Цезаря, — вне подозрений.

— Чтобы он меня не увидел? — усмехнулся Орлов. — Боишься?

— Я стараюсь не причинять боли людям, которые меня любят.

— Если не хочешь, чтоб я его, как государя императора!..

— Зачем? Никого больше нет… Есть ты.

Он молчал.

— О чем ты сейчас думаешь? — Она гладила его по волосам, она целовала его.

Он все молчал, потом сказал:

— Кто ты? Кто ты? Кто ты? Ты одинаково быстро говоришь по-немецки, по-итальянски…

— Добавь: по-французски, которого ты, к стыду моему, не знаешь. У меня хорошее образование, граф, и были очень дорогие учителя.

— Кто ты? Кто ты? Если любишь меня больше, чем тайну свою…

Она откинула голову. Волосы упали ей на плечи.

— Я Елизавета. Дочь Елизаветы. И запомните это, Ваше сиятельство, если видеть меня еще желаете…

— Я хочу в это поверить, — медленно начал он. — Я слыхал, что немец-учитель вывез ее из России вместе с племянниками отца ее Разумовского. Ты не знаешь, случаем, имени этого учителя?

Она только засмеялась.

— Ну, его имя, Ваше высочество? — шептал граф.

— Придет время — скажу.

— Я даже человека своего узнать все подробности в Пруссию к этому учителю недавно посылал. Да помер, оказалось, учитель.

И вдруг, усмехнувшись, она спросила:

— А какого человека вы к нему посылали?

— Верного. И ловкого. Того самого, которого я к тебе посылал. Рибас, испанец… Неужто забыла?

Она засмеялась, радостно, облегченно.

— Вот теперь я тебе верю! Теперь ты мне все сказал! Я ведь сразу почувствовала…

Засмеялся и граф:

— А если он нарочно сделал так, чтобы ты почувствовала? Чтоб я сегодня мог про него рассказать? И до конца в доверие к тебе войти?

— Тогда он был бы дьявол. И ты вместе с ним.

— Все мы бесы, Елизавета. Не верь словам. Ты только рукам да губам ночью верь. Ночью все правда…

Он целовал ее и шептал… И она что-то шептала уже в безумии, как вдруг он расхохотался и вытащил из-под ее подушки пистолет. Она тоже засмеялась. Он отшвырнул пистолет далеко, в угол зала.

— Хоть теперь безоружная…

И, все еще смеясь, повернулся к ней и наткнулся грудью на сталь. Улыбаясь, она смотрела на него, приставив к его груди другой пистолет.

— Стреляй, — шепнул он. — Хочу вот так… с тобой помереть.

— Боже мой, — сказала она. — Я люблю тебя!

Пиза. В театре давали оперу Моцарта «Волшебная флейта».

Граф Орлов в камзоле, сверкающем бриллиантами, и принцесса в нежно-голубом платье и в фантастическом ожерелье из сапфира появляются в ложе.

Весь театр глядел на них. За спиной графа — русские морские офицеры в парадных мундирах.

Погас свет. Началась опера. Но зал не смотрел на сцену…

Принцесса и Орлов в открытой коляске. За коляской следовала другая — с музыкантами, нанятыми графом. И всюду толпа зевак провожает их глазами. Голубое небо, праздничная толпа, солнце и музыка… И прекрасный город…

— Я только думала прежде, что была счастлива, — шепчет принцесса. — Я не знаю, чем все кончится, но всю жизнь буду благодарить тебя. Я познала тебя. Я познала счастье…

Он наклонился к ней и тоже прошептал, как шутливое заклинание:

— Кто ты?

— Я та, которая без памяти любит вас, — в тон шепнула она.

— Дочь ты? Самозванка ли ты? Теперь уже поздно! Весь флот уже о нас знает. Теперь мне идти с тобой до конца. Я муж твой перед Богом, и горько мне не знать, кто жена моя…

Она посмотрела на него:

— И как же вы можете брать меня в жены, если не верите мне?

— Верю… хотя только безумный может верить. После потешных твоих побасенок про Пугачева, твоего брата, о которых Рибас мне докладывал…

— Я говорила то, что надо было говорить, что хотели услышать от меня тогда банкиры. Цель была: чтобы они дали мне деньги на святое дело. И ради этого я выдумывала. Неужели, думаешь, я не знаю, что Пугачев попросту безродный разбойник?

— Я верю тебе, верю, но… — засмеялся он, — но одно имя… хотя бы одно имя из твоего детства… И больше ни о чем не спрошу.

Она усмехнулась, подумала. Потом сказала:

— Иоганна Шмидт, любимая наперсница матери…

— Действительно! — в изумлении прошептал граф.

— Могу еще имя… я помню его с детства. Красавица Лопухина. Мать ненавидела ее за красоту и обвинила в заговоре. Ей вырезали язык на плахе и били плетьми. Палач показывал гогочущей толпе ее обнаженное тело. И, протягивая вырезанный язык, кричал: «Кому языки? Языки нынче у нас дешевые!» Когда я вспоминаю это унижение красавицы…

Она остановилась и, усмехнувшись, добавила:

— Кстати, с ней на плахе стояла другая женщина: уж не помню ее имени… тоже знатная и осужденная на те же муки… Но та успела сунуть палачу свой нательный крест, осыпанный бриллиантами. И палач сек ее лишь для вида и даже язык ей оставил. Эта история меня потрясла, и я ее запомнила. Ах, граф, какая у нас удивительная страна — страна, где взятки берут даже на плахе!