Читать книгу "К вопросу о циклотации - Борис Стругацкий"

Капитан не возражал, а представители были согласны на все. Костылин сейчас же вызвал в салон экипажи БПГ и операторов автоматических систем, объяснил задачу и приказал готовность к выходу из доков через пятнадцать минут. Экипажи разбежались переодеваться. Александр тоже переоделся и спустился на доковую палубу. У трапа его ожидал неприятный сюрприз. У трапа стояли с видом деловым и решительным планетолог Царев Геннадий Васильевич и инженер Дудник Виктор Андреевич. Они были в одинаковых синих шерстяных свитерах, черных шерстяных брюках и красных шерстяных колпаках. На них были одинаковые тяжелые ботинки на толстой микропористой подошве. Александр сразу все понял, и ему захотелось запереть их в якорный ящик. Стараясь быть очень любезным, Александр сообщил им:

– На дворе двадцать четыре градуса в тени.

Толстяк решительно хлопнул себя ладонями по круглому животу, обтянутому синей шерстью, и объявил:

– Прибыли в ваше распоряжение, Александр… э… Сергеевич.

– Свободны, – сказал Александр. Ему оставалось только действовать решительно.

– Что? – не понял инженер.

– Вольно, – объяснил Александр. – Можно разойтись и переодеться.

– Но позвольте, – сказал планетолог. – Мы считали, что поскольку груз послан в наш адрес, а в том, что он затонул, виноват Гидромаш…

Инженер с видом брезгливого сожаления пожал плечами.

– …и таким образом, мы оба в той или иной степени крайне заинтересованы в том, чтобы… э… принять, так сказать… э…

И тут Костылина осенило.

– Все это прекрасно, – сказал он по возможности мягко. – Но кто будет контролировать здесь, на «Онекотане» работу робота-разведчика?

– Робота-разведчика? – сказал планетолог.

– Да, телевизионного робота-разведчика, ТРР. Зайцев прекрасный оператор, но, в конце концов, он никогда в жизни не искал затонувшие контейнеры и может легко ошибиться. («Прости меня, Толя», – подумал Костылин.) Тем более что контейнер керамический.

– Ах вот как, – сказал толстяк.

– Да, действительно. Робот-разведчик, – глубокомысленно сказал инженер.

– Вы совершенно уверены, – сказал толстяк, – что мы не нужны там, внизу?

Александр кивнул. Вероятно, планетологу очень хотелось побывать там, внизу, и своими глазами увидеть необычайных чудовищ, но он только вздохнул и сказал:

– Ну что ж, в таком случае – счастливого пути, Александр… э-э-э… Сергеевич.

Он с сожалением поглядел на батискафы, кивнул и стал подниматься по трапу, топая тяжелыми башмаками. Инженер последовал за ним. Вид у него был очень озабоченный. Когда они уже поднялись на верхнюю палубу, до Костылина донеслось: «…и моя фамилия, повторяю, Дудник, а не Додиков…»

Александр подошел к своему БПГ, вскарабкался в рубку и по радиофону приказал доложить о готовности. Штурманы и операторы доложили, что батискафы и тральщики к выходу готовы. Александр попросил центральный пост дать выход. Он всегда очень любил этот момент. Ворота доков поднялись, доковая палуба встала горбом, и батискафы, грузно покачиваясь, с шумом сползли в океан под горячее синее небо. Слева и справа, оставляя за собой пенные следы, вышли в океан тральщики-автоматы.

Современный батискаф предельных глубин – это могучая и надежная машина. На нем атомная силовая установка, обеспечивающая практически неограниченный запас хода; поворотные гребные винты, позволяющие передвигаться с любым наклоном; регенерационные устройства, делающие излишними запасы кислорода для дыхания. Гондола залита в пластметалл, выдерживающий давление до полутора тысяч атмосфер. Каплевидный сплюснутый с боков корпус-поплавок наполняется специальной несжимаемой смесью, с удельным весом 0,5, благодаря чему плавучесть современного БПГ не может упасть ниже нулевой. Вооружение батискафа составляют две электрические гарпунные пушки, торпедный аппарат, стреляющий анестезирующими бомбами, и несколько тралов-ловушек. Кроме того, БПГ оборудован довольно чуткими магнитными искателями для обнаружения массивных металлических предметов под слоем песка, ила и водорослей. Такие же искатели имеются на роботах-разведчиках и тральщиках-автоматах. На эти искатели Костылин возлагал все надежды, когда отряд начал прочесывать район падения контейнера.

* * *

Конечно, оказалось, что Костылин ошибся. Это была счастливая ошибка и, пожалуй, необходимая, ибо всем известно, что в рабочих уравнениях со многими неизвестными всегда следует предполагать самое сложное решение и настраивать себя на самый неблагоприятный исход. Контейнер вовсе не зарылся в ил, а застрял в узкой расщелине между двумя скалами на глубине двухсот метров, открытый всякому, кто бы пожелал взглянуть на него. Первым его заметил инженер Дудник, и именно при помощи телевизионного робота-разведчика. Как потом выяснилось, он увидел через плечо Зайцева тусклый отраженный сигнал на экране ультразвукового прожектора, а затем и очертания огромного цилиндра на видеоэкране, но он никому ничего не сказал, потому что в это время «Онекотан» на всех парах спешил на отчаянные призывы штурмана Свирского. Свирский кружился в тучах взбаламученного ила над обвалом, похоронившим БПГ Костылина, и орал о катастрофе на весь Тихий океан. К счастью, Зайцев тоже увидел на видеоэкране блестящий цилиндр и немедленно, прямо на ходу сбросил над ним гидролокационный буй-маяк. Таким образом, контейнер был обнаружен вечером первого же дня поисков. Но группе Дальневосточного ЭПРОНа, присоединившейся к «Онекотану» на следующий день, пришлось поднимать сначала не контейнер, а БПГ командира отряда батискафов Костылина. Вот как это произошло.

Согласно плану поисков, центральный район участка, круг площадью в десять квадратных километров, получили два батискафа – Костылина и штурмана Свирского. Прежде всего они решили исследовать дно ущелья, прорезавшего нагорье примерно с северо-запада на юго-восток. Батискафы, как ленивые гиппопотамы, ползли на самых малых оборотах над беловатой студенистой поверхностью – впереди батискаф Костылина, за ним, уступом влево, батискаф Свирского. Илистое дно слегка фосфоресцировало (глобигериновый ил иногда фосфоресцирует, если в нем много органических остатков), поэтому придонная темнота была наполнена неопределенными тенями. Костылин даже угадывал в темноте крутые склоны ущелья по сторонам, временами гладкие, временами мохнатые от налипшего на них ила. Неприятное это было место, какое-то тесное, душное и в то же время удивительно пустынное. Обычно на такой глубине батискаф всегда плывет через «живую уху», но здесь ничего подобного не было. Стадо крупных цирра таурна увязалось за батискафами, но скоро отстало. В передний иллюминатор ткнулось плоское рыло трехметровой акулы и сейчас же исчезло. Яркие пятна прожекторов медленно ползли по пустому дну, изредка освещая острые рожки погонофор, которые мгновенно прятались при приближении подводных кораблей, и невозмутимых морских ежей, утыканных редкими длинными иглами. Вот и все, что видели глубоководники: илистое дно, несколько погонофор, акул и осьминогов. Так прошло около часа.

Костылин передал управление Ахмету и встал, чтобы взять пробу забортной воды. Глубиномер показывал три девятьсот. Александр перешагнул через лежащего на полу механика и заглянул в задний иллюминатор. В темноте за кормой тускло мерцали отсветы прожекторов батискафа Свирского. Некоторое время Александр наблюдал за ними, затем принялся снимать показания контрольных приборов. Вдруг Ахмет сказал: