Читать книгу "Божий мир - Александр Донских"

Скоро – двенадцать дня. Должна, как обычно, показаться кукушка. Я подошёл к часам поближе и стал ждать. Шумно распахнулись ставенки, и блестяще чёрная кукушка шустро, словно её кто-то вытолкнул из убежища, выскочила и с весёлой деловитостью точно прокуковала двенадцать раз. «А если разобрать часы и заглянуть вовнутрь?» – Мысль мне понравилась, однако было боязно: могли в любое время подоспеть с базара дедушка и бабушка.

Миха – он рисовал военный корабль, который, однако, у него всё больше начинал походить на утюг, – посмотрел на меня с улыбочкой:

– Интересно, да? Тем летом, Серый, я хотел заглянуть, как там. Да дед заловил и чуть уши не отодрал.

– А если – быстренько-быстренько? Они ведь нескоро вернутся. Давай посмотрим?

Миха с мужиковатой медлительностью почесал в своём выпуклом, с лишаями затылке, шморгнул простуженным носом и протянул:

– Мо-о-ожно, вообще-то… но де-е-ед.

– Мы – в момент, Миха! Немедля назад повесим. Ну, как?!

– Была не была! Но нужно кого-нибудь за ворота отправить: постоять на страже.

Попробовали уговорить Лену, но она не только отказалась – пообещала «всё, всё» рассказать взрослым, то есть наябедничать. Настя упросила её не выдавать, и вызвалась сама вместе с Люсей покараулить у ворот.

Как только они махнули нам с улицы – я кинулся к часам, бережно снял их и положил на стол. Мы открутили три винтика с задней крышки и, когда я осторожненько приподнял её, в часах что-то еле слышно пискнуло. Раздалось одно «ку-ку». Я повернул часы циферблатом вверх – в раскрытые ставенки упала кукушка, они почему-то не закрылись.

– Ч-часы остановились, Миха, – вымолвил я на угасании голоска и прикусил губу. Мне померещилось – в моих волосах что-то зашевелилось.

Слегка потрясли часы, покрутили стрелку, подёргали за цепочку с гирькой и кукушку, которая, как только мы её отпускали, падала в свой домик, – часы стояли.

– Что будем делать? – спросил я, чуть дыша.

– Полома-а-али! – каркнула за нашими спинами вездесущая Лена. Я конвульсивно вздрогнул – казалось, меня уже ожгли ремнём.

– Цыц, ворона! – Миха, недолюбливавший Лену, припечатал ей в лоб щелчок.

– И ещё дерёшься? Всё, всё, всё дедушке расскажу!

– Только попробуй! – Миха замахнулся на неё кулаком, но она шустро выскочила в соседнюю комнату и захлопнула за собой дверь, успев напоследок показать язык.

– Что же делать? Что же делать? – лепетал я и воображал разные наказания, возмездия, кары. Ожидал от всегда рассудительного, деловитого Михи какого-нибудь спасительного решения.

Широкое смуглое проветренное лицо Михи оставалось спокойным, и мне грезилось – он вот-вот скажет то, что нас должно выручить, спасти. И Миха сказал – но совсем не то, что я ожидал:

– Выпорет нас дед.

У меня, признаюсь, похолодело внутри от этих просто и буднично произнесённых слов. Расплаты за содеянное я не желал, и мой воспалённый мозг искал, выискивал путь к спасению. Но не находил. Вбежала Настя и крикнула, словно окатила нас ледяной водой:

– Идут! Купили петуха! – И, радостная, скрылась за дверью.

У меня мгновенно пересохло в горле. Я хотел что-то сказать Михе, но лишь просипел. Мои руки дрожали. Я в отчаянии дёргал стрелку, кукушку, цепочку, зачем-то дул в механизм. Миха стоял красный и потный.

– Да не тряси ты их! Давай закрутим винтики и повесим на место. Что ещё остаётся?

Из-за двери выглянула Лена.

– Попробуй, Ленка, сказать! – кулаком погрозил Миха.

– Скажу, скажу!

Я подбежал к сестре, вцепился в руку и, чуть не плача, стал просить:

– Пожалуйста, Ленча, не говори! Тебе что, будет приятно, если меня высекут?

Сестра с брезгливой жалостью взглянула на меня. Я смотрел на неё с надеждой, не выпускал её руку, но в душе презирал себя. Однако чувство страха было сильным и властным.

– Эх, ты, Лебединое озеро! – сморщилась сестра. – И как ты в армии будешь служить? А вдруг – война, и тебя возьмут в плен и будут пытать? Ты тоже захнычешь? Ладно уж, не скажу. – Враждебно взглянула на Миху и, назвав его дураком, побежала встречать дедушку и бабушку.

Мне было мучительно стыдно за моё ничтожество и трусость. «Хоть бы Люсе не рассказала». – И эта мысль неожиданно стала волновать меня больше, чем предстоящее возмездие.

Мы прикрутили винтики, повесили часы и удрали в сарай. Через щёлку видели, как бабушка наливала троим поросятам; упитанные, грязные, они ринулись к большому корыту, едва она открыла стайку, и принялись с чавканьем уплетать картофельное варево. Один из них, Вась Васич, как его величала бабушка, залез с ногами в корыто, и так уписывал. А его товарищи, которые были, наверное, скромнее и культурнее, выбирали из-под него, сунув грязные мокрые рыла под свисающее брюхо наглеца.

– Покатаемся на поросятах? – предложил Миха, лишь бабушка ушла.

– Давай!

Я так обрадовался, так меня захватила новая игра, что на время даже забыл о своём преступлении. Мы осторожно подкрались к поросятам, которые, начавкавшись, развалились на опилках и сонно похрюкивали. Договорились, что я заскочу на Вась Васича, а Миха – на черноухого кабана.

– Вперёд! – скомандовал брат. И мы опрометью побежали к поросятам.

Я запрыгнул на Вась Васича, вцепился в его вислые уши и скомандовал:

– Но-о, мой быстроногий конь!

Вась Васич грузно поднялся, пронзительно взвизгнул и рванулся с места. Немного пробежал, поскользнулся и рухнул на передние ноги. Я соскочил с его плотной, жёсткой спины и брякнулся в грязное, с остатками варева корыто. Миха же благополучно прокатился на своём смирном кабане и загнал его в стайку. Хохотал надо мной, помогая очиститься.

О своём злодеянии с кукушкой мы совсем забыли, и весь день до вечера проносились на улице. Домой явились весёлыми, возбуждёнными, но увидели дедушку – приутихли, поджались.

Он вытянуто и сурово восседал за столом над часами. Его круглые очки были сдвинуты на самый кончик носа. Мельком взглянул на нас поверх стекол и сухо справился:

– Кто поломал?

Мы молчали. Когда дедушка поднял на нас глаза – мы одновременно пожали плечами и стали потирать я – лоб, а Миха – затылок, как бы показывали, что истово думаем и вспоминаем.

– Может, деда, кошка на них прыгнула с комода, – предположил я. Чтобы не смотреть дедушке в глаза, я стал соскабливать со своей куртки высохшую грязь.

– Кто, едят вас мухи, поломал? – Ржавые проволочки бровей сдвинулись к переносице. Сняв очки и задрав свою солдатскую гимнастёрку, он стал неспешно вытягивать из галифе тонкий сыромятный ремешок.

– Дедусь, – не мы, – смотрел Миха на дедушку так, как может смотреть самый честный человек; он исподтишка показал Лене кулак. Но она, как мы после узнали, нас не выдавала: дедушке, разумеется, было не сложно самому догадаться.