Читать книгу "Воображаемые девушки - Нова Рен Сума"

– Нет, правда. Водохранилище. Оно… похоже, стало глубже, чем раньше. Вот, посмотри на те камни. Раньше они подступали к берегу, а теперь почти скрыты водой. Разве это не странно?

– Какие камни?

Сестра перегнулась через перила, встав на цыпочки. Я услышала, как она втянула воздух, изумленная увиденным, – но это мне так показалось, потому что Руби тут же сказала:

– Это другие камни, Хло. Ты никогда не видела их под этим углом, и это сбило тебя с толку.

Мне хотелось поспорить с ней – с чего бы мне не помнить валуны на берегу, на который я приходила с самого детства, – но Руби нахмурила лоб, на переносице появилась морщина, и она начала тереть, и тереть, и тереть ее, похоже забыв про все на свете.

– У меня начинается мигрень, – сказала сестра, повернулась к своему шезлонгу и передвинула его в тенек.

– Было много дождей? – спросила я. – Поэтому водохранилище кажется больше?

– Нет, я вообще не помню, когда последний раз шел дождь. – И она тут же сменила тему: – Эй, Хло, тебе нравится эта «вдовья площадка»? Я сказала Джоне, что у меня должна быть такая, как в те старые времена, когда мужья уплывали на пиратских кораблях, а жены ждали их и смотрели на море из своих домов. А потом, где-то через год, жены видели «Веселого Роджера» на горизонте и махали кораблю, прибывающему в порт. Хотя знаешь, живи я в те времена, то это я была бы пиратом и какой-нибудь парень махал бы мне из дома. Как думаешь?

– По-моему, эти площадки строились не для того, чтобы махать с них пиратам…

Я заметила, что эта так называемая вдовья площадка была пристроена к дому вкривь и вкось. Доски торчали там, откуда не должны были торчать, а сам помост, казалось, вообще не имел никакой опоры. Я бы не удивилась, если бы вся эта штука не выдержала нашего веса и рухнула с крыши.

Руби же продолжала говорить:

– Однако можно было ждать и ждать на «вдовьей площадке», но так и не увидеть черепа со скрещенными костями, даже в течение многих лет. А все потому, что они не возвращались, эти мужья-пираты. Они тонули в море – а это часто случается, если ты не учился плавать. – Она покачала головой. – В конце концов, мне кажется, жене оставалось лишь надеяться, что призрак ее мужа решит вернуться домой и будет жить с ней. Она поднялась бы на крышу дома и, увидев в воздухе своего мужа, поймала бы его и, как светлячка, держала бы в банке на подоконнике до конца своих дней. Вот почему строили «вдовьи площадки».

Истории такого типа Руби любила больше всего: парни проигрывали, девчонки выигрывали, да еще и, ко всему прочему, получали сувенир на память. Но если хорошенько задуматься, то такие истории не имели особого смысла, и она всегда искажала факты.

– Я думала, ты не веришь в привидения, – сказала я.

– Я же не сказала, что поймала бы своего мужа и держала бы его в банке, – ответила сестра. – Если бы у меня вообще был муж.

– А еще, – показывая на воду, заметила я, – это не океан.

– Я знаю, – тихо ответила она.

Очевидно было, что эта «вдовья площадка» была построена лишь потому, что Руби хотела не спускать глаз с воды, океан то был или нет. Отсюда она могла следить за тем, что, по ее словам, было похоронено внизу, ибо это была лучшая точка обзора в городе.

– Этот клочок земли когда-то был частью Олив, – сказала Руби, и я была потрясена тем, что она произнесла это название вслух. – До тех пор, пока люди в костюмах из Нью-Йорка не сказали, что такого места больше нет, потому что они уничтожили его. Вот этот холм и половина дороги – все это Олив. Был когда-то, конечно. Можешь поверить, что прямо сейчас мы находимся в этом городке, Хло? Забавно, правда, что мы даже никогда не догадывались об этом?

– Наверное, – ответила я.

Каждый раз, когда она произносила «Олив», я ощущала, как будто меня кто-то дергает. Мне даже пришлось отойти от перил, потому что я испугалась, что вывалюсь с балкона. Что упаду вниз.

Она забыла про то, что обещала заплести мне косы, как раньше, когда я была маленькой. Вместо этого сестра начала одну из своих историй, в который раз рассказывая мне о людях, которые не стали уходить. Как город купил их землю, заставил их снести свои дома и переехать в другие места – но некоторые люди отказались. Потому что с какой стати? С какой стати они притащились сюда с сумками, полными денег, и сделали наш городок своей ванной? Руби начала входить в раж, говоря, что понимает, почему они не стали уходить.

Я уже слышала эту историю не один раз, и в то же время, по какой-то необъяснимой причине, когда за моей спиной находилось водохранилище и ветер раздувал мои волосы, мне казалось, что я слышу ее впервые. По-настоящему слышу.

Глаза Руби сверкали: она представляла себе тех людей, которые остались верными своем городку и отказались покидать землю, на которой они родились и выросли. Руби как будто была вместе с ними. Как будто жила в этом городе. Она больше не была пиратом, отправившимся грабить корабли в огромном океане; она была одной из тех, кто остался.

И тут сестра поразила меня, начав рассказывать часть истории, которую я никогда прежде не слышала. Может, она придумывала ее на ходу, прямо сейчас. Сочиняя кусочек за кусочком, девочку за девочкой – специально для меня.

– В те времена там жили две девочки, – рассказывала Руби. – Одна была старше, вторая младше, и конечно, старшей сестре приходилось заботиться о них обеих, потому больше было некому, понимаешь? – Я понимала. Она продолжала: – Жители Олив не знали, насколько близки были сестры. Они завидовали. У большинства из них не было никого, ради кого они пошли бы на все. На все. В конце концов, большинство живут сами по себе.

– Разве у девочек не было матери? – спросила я.

– Я понятия не имею, – снисходительно ответила сестра. – Наверное, она умерла. От чахотки. Или от лихорадки. Или попала в лапы горного льва. Я не знаю.

Я продолжала молчать.

– Но у сестер был отец, общий. Поэтому они были так похожи. Он был… угадай, кем он был? Кое-кем очень важным. Мэром целого города.

– Правда? – Я настороженно наблюдала за ней. – И кто же это?

– Ты же знаешь перекресток Уинчелла, по дороге к старшей школе?

Это было одинокое пересечение улиц на Двадцать восьмом шоссе, где находились пиццерия, антикварная лавка (которая, уверена, давно уже закрылась) и светофор. Руби обычно игнорировала любые светофоры, поэтому мы всегда там проносились.

Я кивнула.

– Он был назван в честь него – мэра Уинчелла, последнего мэра Олив. Он умер до того, как город уничтожили, но на его место так никто и не пришел. После его смерти девочки остались совсем одни. Никто из горожан не помогал им – из-за зависти, как я уже говорила. Старшая сестра понимала, что она обязана заботиться о своей сестре, потому что больше было некому.

– И еще ей приходилось заботиться о самой себе, – добавила я.