Читать книгу "Без права на возврат - Елена Мейсак"

Этот день был рабочим, на даче никого не было, а ключи, которые имелись у Генки в кармане, подошли. Ну, или он сделал так, чтобы подошли, об этом ей было ничего не известно.

Она лишь увидела то, что калитка поддалась его напору с первой попытки, да и дверь в доме тоже.

Они занимались любовью полночи, как и тогда. Но сегодняшняя ночь не была похожа на прошлую. Недавнее происшествие на дороге так ее напугало, что теперь, когда стресс отпустил ее из своих цепких клешней, она напоминала дикую львицу, чему сама сильно удивилась. Генка был то нежным и ласковым, то напористым и грубым, пока, наконец, она не улетела туда, где жили Альдебаран и Беллатрикс, в сверкающую алмазами красоту бытия.

Они лежали, обнимая друг друга, усталые, но счастливые. Его пальцы сплелись с ее, казалось, что кольца пружины времени медленно разлепились и, совершив несколько затухающих колебаний, она наконец-то остановилась.

Поцеловав тонкую пульсирующую жилку на ее лице, он внезапно спросил:

– Оль, тебе нравится то, чем ты занимаешься?

– В каком смысле?

– Ты ведь закончила этот свой экономический, да? И сейчас занимаешься бизнесом. Тебе это нравится?

– Почему ты спрашиваешь?

– Я вдруг подумал, что мы все в этом мире словно на театральных подмостках. Играем роли, навязанные нам другими, а когда, наконец, понимаем, что нужно бы вместо этого устроить моноспектакль и делать то, что хочется нам, лента времени уже отмоталась настолько далеко вперед, что менять что-либо становится слишком поздно, если вообще возможно, – вздохнув, он продолжил, – вот я, к примеру, никогда не хотел работать в милиции. Отец меня заставил. Я всегда хотел быть врачом-хирургом, но мой отец был военным и считал, что в то время в стране было слишком много хирургов. Поэтому я стал ловить преступников. Но я никогда не был счастлив на своей работе. И не было еще ни дня, чтобы я не пожалел о своем выборе.

– Как странно, раньше ты мне никогда об этом не говорил.

– Да, мы с тобой явно вышли за рамки нашего раньше, – он улыбнулся своей фирменной загадочной улыбкой.

– И мне кажется ты, все же, стал хирургом, хотя и в другом смысле.

– Что ты имеешь в виду?

– Наш философ в институте часто любил цитировать Эпиктета, приговаривая, что школа философа – есть хирургия. Наверное, он имел в виду то, что истинная философия всегда правдива, независимо о того, насколько тебе нравится эта правда. Говоря правду, философ отсекает лишнее, наносное. Это и есть хирургия, хоть и всего лишь словесная. Ты ведь такой и есть. Всегда рубишь правду с плеча. А значит, ты хирург и есть.

– Интересно мыслишь, – пробормотал он ей прямо на ушко, – но ты, ты всегда хотела заниматься бизнесом?

– Если быть с тобой откровенной, я всегда хотела писать картины. Школьный учитель рисования пророчил мне в этом успех. Но мама считала, что большинство художников живет в нищете, впроголодь практически, мало кому удавалось добиться чего-то существенного в этой области, и уж тем более, в девяностые. И особенно с учетом того, что старшая сестра оказалась такой непутевой. Поэтому она запретила мне даже и думать о художественном училище, заставив поступать в экономический и получать специальность, способную прокормить меня. И я получила, как видишь. Как и ты, я никогда не любила свою профессию, но мамины аргументы показались мне настолько весомыми, что возражать мне и в голову не пришло.

Она замолчала и снова предалась размышлениям о мостике, связывающем прошлое с настоящим.

В прошлый раз все закончилось на самом интересном месте, когда посреди ночи калитку сотряс мощный соседский кулак. Вооруженная легендой «на участке грабители», соседка пробовала на зуб возможный компромат.

Генка, как и положено честному пост-советскому милиционеру, оделся и, взяв фонарик, обшарил участок. Никаких грабителей они не обнаружили, но на дворе бушевали девяностые, и, в общем-то, проверка была совершенно не лишней. Сейчас им никто не помешал. Интересно, жила ли еще рядом эта соседка, и была ли жива.

Впрочем, они все это и сами утром узнают. Соседка была до неприличия любопытна, и как только пронюхает, что в доме кто-то есть, тут же попытается сделать предложение, от которого невозможно отказаться.

Похоже, о том же самом думал и Генка, поскольку еще до прихода рассвета извинился и сказал, что им нужно отправляться обратно, иначе у них могут быть неприятности разной степени тяжести, если соседи обнаружат здесь незваных пришельцев и доложат его сестре.

Москва не пустовала даже ночью, но пробок не было, и они домчались до ее дома всего за каких-то полтора часа. Проводив свою прекрасную даму домой, таинственный рыцарь ретировался.

Она вдруг поняла, что спать ей совершенно не хочется. Переодевшись в черный хлопковый спортивный костюм с капюшоном, призванным сделать ее как можно незаметнее на черном фоне черной ночи, она вышла на улицу, решив совершить небольшую прогулку и подумать о происходящем.

Ее раздражало то, что в происходящем ничего, собственно, не происходило. Время застыло, словно предновогодний холодец, замуровав в свой лоток все события. И лишь Генка, словно адский паук, липкой паутиной обволакивал ее жизнь. На ткани этой паутины она чувствовала себя жалкой навозной мухой, которая, сколько ни бейся, закончит свои дни в объятиях паука.

Генка буравчиком внедрялся в ее жизнь, возвращая ее туда, откуда, как ей казалось, уже не было возврата. А если и был, то право на него они давно потеряли. По своей воле или нет, уже не имело никакого значения.

Ни на миллиметр они не приблизились к разгадке того, зачем сдвинулись пласты времени в ее жизни. Ни на дюйм не подобрались к тому, чтобы узнать истинную причину гибели Генки и их разлуки.

Вместо этого они, как и раньше, проводили столько времени вдвоем, что, казалось, их жизни слились воедино, а души танцевали в унисон. И этот танец мягкой ветошью стирал все, что разделяло их все эти двадцать лет: годы, лица, чувства и воспоминания. Но хотела ли она попасть туда, куда так настойчиво стремилась?

Тонкий процессор не успел закончить обработку ее размышлений, зависнув где-то посередине. Подойдя к перекрестку, соединявшему главную улицу с той, что вела в парк, она увидела мигающий зеленый сигнал светофора.

Еще через секунду она оказалась в эпицентре радужного света. Какое-то мгновение она не могла понять, отчего ей так неуютно. Словно бы ночь по замыслу сказочного писателя вдруг превратилась в научно-фантастический зеленый день. Все вокруг зажглось зеленым: влажный от дождя асфальт перекрестка, вытянувшиеся по стойке смирно светофоры, кусты, разделявшие дорогу на проезжую и проторенную.

Что же это было? Мысль едва успела сменить предыдущую, как вдруг молнией ее мозг пронзила другая: да это же светофор!

Она увидела, как светофор сменился на зеленый, открыв движение со стороны парка. Сменился и замер, давая добро на проезд. Но его соперник, тот, что секундой назад включил желтый и красный, зацвел зеленым тоже!