Читать книгу "Сталинбург - Антон Фридлянд"

Матвею, с самого утра думавшему о побеге, не терпелось оказаться на улице, но когда они вышли из дома творчества через заднюю дверь, то попали в живописный садик, обнесенный высоким бетонным забором с колючей проволокой по периметру и зоркими монахами в башенках по углам.

— Будто зона, — проронил режиссер, сплюнув на траву.

— А вы сидели? — с интересом спросил Миша, на что получил отрицательный ответ. — А вот я сидел. Когда пьесу писал о перевоспитании, попросил, чтобы меня на месяц в тюрьму поместили. Очень интересный опыт, выходить не хотелось. И знаете, что примечательно? Многие думают, что тюрьма ограничивает возможности заключенного. А я вам вот что скажу: не только не ограничивает, но напротив, расширяет горизонты и раскрывает потенциал. Я думаю, каждый гражданин Священного Союза должен хотя бы раз в жизни посидеть в тюрьме. Это и к дисциплине приучает, и смекалку прививает, и помогает находить новые возможности.

— Интересная мысль, — буркнул Матвей, усаживаясь в плетеное кресло возле куста сирени.

— Любое ограничение делает нас сильнее, — с жаром продолжил Миша. — Посмотрите на нашу великую державу, окруженную врагами со всех сторон! Вынужденная изоляция, эмбарго, запреты на поставку продуктов и оборудования… А мы от этого только крепнем! Мы так устроены, что лучше всего умеем отвечать на вызовы. В мирное время мы скучаем и заплываем жиром — чтобы быть в тонусе, нам нужна война! Мы — народ-воин, и противостояние вражеским еретикам — для нас это лучший подарок. Только в правоверной тюрьме, в которую мы себя добровольно поместили, мы найдем свое счастье и истинное предназначение, как монахи находят его в монастыре.

Проходивший по саду монах, на которого эссеист указал, чтобы проиллюстрировать свои слова, остановился и произнес:

— Храни вас Двуглав, товарищи! Все в актовый зал — ЧКТ вот-вот начнется!

Вышеозначенная аббревиатура расшифровывалась как «час коллективного творчества», однако здешние обитатели по созвучию называли это мероприятие «Чикатило». Когда полсотни кинематографистов и литераторов расселись на выставленных кругом стульях, началось что-то вроде игры в буриме. Настоятель с седой окладистой бородой как у Льва Толстого произнес первую фразу, сидевший по правую руку от него писатель — вторую, следующий за ним — третью и так далее. Все это тщательно записывали два монастырских старца, стуча по клавиатурам крючковатыми пальцами.

Начали с горьковской строки про ветер, собирающий тучи над седой равниной моря, затем уделили внимание бесстрашным правоверным морякам, после спустились в трюм, забитый отборной пшеницей, собранной доблестными тружениками полей, помянули и коммунаров, и военных, и духовенство, и лично товарища Птушку, вознесли молитву Святейшему Двуглаву, а потом по птичьей линии вырулили обратно к буревестнику… Матвей лихорадочно размышлял, что он брякнет, когда до него дойдет очередь в этой игре в бисер, но его спас запыхавшийся монах, вбежавший в зал:

— Матфея Сергеевича к телефону! Товарищ министр вызывает!

26. Домашний арест

Когда днем ранее водитель доставил Пашу в гостиницу «Колхозная», он прождал Матвея до позднего вечера, но тот так и не появился, а его звездофон не отвечал. Когда, устав ждать, юноша вышел в коридор, чтобы пойти на ужин, у дверей его встретил сотрудник в штатском, который вежливо, но убедительно велел вернуться в номер и заказать доставку еды из гостиничного ресторана.

Паше такое развитие событий совсем не понравилось. Он снова набрал Мэта и снова безрезультатно. Без аппетита поужинал, до полуночи смотрел телевизор, мыкаясь между повышением удоев, правоверной пропагандой, смертоносными военными изобретениями и неизменным «Лебединым озером». Уснул с пультом от телевизора в руке и мучался кошмарами: то отбивался от приставаний пылкой Авроры Ивановны, то бежал по выжженной кубинской земле, уклоняясь от падающих с неба бомб, а после и вовсе оказался в хрустальном гробу между Лениным и Сталиным, которые мертвой хваткой держали его за обе руки.

Утром чекист в штатском по-прежнему маячил у двери номера — правда, уже другой. Время между завтраком и обедом Паша убил, просматривая отснятое в Сталинбурге видео и периодически набирая Матвея. В голову лезли разные отвратительные мысли. А что, если старшего товарища отправили на лесоповал или вовсе поставили к стенке? Ну и что, что он брат министра? При «совке» и министров в расход пускали…

Веснушчатое лицо официанта, вкатившего в номер тележку с обедом, показалось Пашке знакомым. Приглядевшись, он с удивлением понял, что перед ним тот самый беспризорник, который несколькими днями ранее одарил его семью копейками на паперти Храма Святого Иосифа. Правда, теперь беспризорник был умыт, аккуратно причесан и облачен в ресторанную униформу. Заметив, что Паша его узнал, он поднес палец к губам и принялся расставлять тарелки с едой на столе. Стопку бумажных салфеток он положил прямо перед хозяином номера. Подняв верхнюю салфетку, Паша увидел, что на следующей красуется надпись карандашом:

ЭВАКУАЦИЯ 9 МАЯ

Другие салфетки тоже оказались подписаны:

СВЯЗЬ ЧЕРЕЗ СУШИ-БАР

НАЙДИ РЕЖИССЕРА

ЗДЕСЬ ОСТАВАТЬСЯ НЕЛЬЗЯ

ЗВЕЗДОФОН НЕ БЕРИ

НОМЕР СЛЕВА

ЗАГЛЯНИ ПОД КРЫШКУ

ДЕЙСТВУЙ БЫСТРО

Когда Паша прочитал все записки, беспризорник, скомкав салфетки, засунул их в чашку и залил заваркой из чайника — ком тут же превратился в чайный гриб.

— Приятного аппетита, товарищ! — пожелал он на прощанье и, подмигнув, вышел за дверь.

Пашка поднял металлическую крышку с тарелки и увидел оконную ручку, лежавшую там. Вставив ее в раму, повернул — окно распахнулось внутрь. Выглянув наружу, увидел достаточно широкий бетонный карниз, а выше, над головой — кирпичные выступы, за которые удобно будет хвататься руками. Несмотря на то, что внешняя сторона стены будто создана была для того, чтобы перебираться по ней из номера в номер, Паша запаниковал. Он много раз видел такие фокусы в фильмах, но, чтобы самому пробираться по фасаду на высоте шестнадцатого этажа — к такому он был не готов. «К такому никто не готов», — произнес Пашка про себя и вспомнил инструкцию о том, что нужно действовать быстро.

Он засунул кошелек в карман брюк, портативную видеокамеру положил в другой и, держась за раму окна, ступил на карниз. Стараясь не смотреть вниз, вцепился в кирпичный выступ и сделал первый шаг. Дальше последовали несколько самых неприятных в его жизни минут: побелевшие пальцы, холодный пот, стекающий по позвоночнику, ветер, свистящий в ушах, бешено колотящееся сердце. Пригодился опыт посещения скалодрома — Паша добрался до цели невредимым, не считая ссадин на ладонях и на коленях. Окно соседнего номера было приоткрыто. Толкнув створку, он забрался внутрь.

Номер был пуст. На застеленной кровати лежала черная монашеская ряса, накладная борода и паспорт на имя Вилена Зюганова с Пашиной фотографией, скачанной из Фейсбука. Облачившись в рясу, Паша нацепил бороду и прильнул к дверному глазку. Агента в штатском видно не было — он приоткрыл дверь. Его спасители все рассчитали — дверь номера, в котором он сейчас находился, была расположена за поворотом коридора, неподалеку от лифта. Паша добрался до лифта, спустился вниз и вышел из гостиницы, не встретив ни одного чекиста, только пару постояльцев и уборщицу.