Читать книгу "Записки невролога. Прощай, Петенька! - Алексей Смирнов"

Юрочка в значительной мере утратил бойцовский характер. Вернее, он ничем не мог его обнаружить и направлял вихри и смерчи куда-то внутрь себя, где варилось, кипело и разлагалось на мертвое и живое нечто невидимое, незаметное даже в глазах.

Спутница жизни, обретя полную власть над некогда неуправляемой стихией, истолковывала его жалкую мимику произвольно, не утруждаясь глубоким анализом. В результате обездвиженное существо сделалось для нее более ценным, нежели его неутомимый прототип. Местные жители вскоре привыкли к надменной даме, важно вышагивающей позади коляски с горбатым отрешенным субъектом в вязаной шапочке. Но будучи истинно религиозной, жена Юрочки сочла церковную жизнь полезной для сообщения покоя мужниной душе. Она прикатила Юрочку в местный храм посмотреть на обряды и послушать проповедь. Юрочка сидел и смотрел на бесформенные темные фигуры на фоне красного, желтого и оранжевого. То тут, то там плавно взлетали руки и творили крестное знамение. Юрочка силился вспомнить, был ли он в детстве крещен. Память содрогалась в резонанс с трепетом свечного пламени и кокетливо куталась в пестрый платок, прикрываясь вуалью, не отказывая в окончательном ответе. Низкорослый батюшка с удивленным лицом что-то объяснял почтительной пастве. Юрочка ловил обрывки фраз, не прекращая упорного поиска. Он, в частности, слышал:

– Когда мы крестимся… переносим на себя страдания Господа… разделяем и тем искупаем… приобщаемся… крест есть вселенский символ…

Экстрасенс тоже находился в церкви: он стоял спиной к образу Николая Чудотворца и глядел на Юрочку, кивая головой. Юрочка прочитал в движениях его полнокровных, пухлых губ хорошо знакомый совет. Экстрасенс кивнул еще раз и мотнул бородкой в сторону батюшки, навязывая недвусмысленную параллель. Подвалы памяти вдруг приоткрылись, и Юрочка вспомнил, что да, в далеком, но уже сознательном детстве его крестили. Батюшка растолковывал ничего не понимавшему люду:

– …И этим мы показываем на себе… истинная соборность и историческая судьба…

Экстрасенс подмигнул. Сухонькая бабуля стояла в сторонке, впитывая свет невечерний и ничего не отражая взамен. Она сверкала колючими глазками из-под черного плата, и можно было разобрать, как она тоскливо бормочет: «Переделать бы всех на колбасу». При этом ее высохшая ладонь как будто сама по себе повторяла и повторяла ритмичные рубящие движения.

Какое-то время Юрочка следил за верующими, затем перевел взгляд на сведенные пальцы и с заметным усилием перекрестился. Сделав это, он еще раз окинул взглядом помещение и опустил голову, печалясь о людях и гадая, выйдет ли что хорошее.

Подвал

– Итак, устраивайтесь поудобнее. Мы с вами подошли к главному пункту нашего общения. На протяжении нескольких дней мы знакомились друг с другом, обменивались информацией, налаживали контакт. Сегодня же мы логически завершим вводный период, проведя само, с вашего позволения, лечение. Методика, которой я намерен воспользоваться, широко известна. Ее название звучит так: «вызванная символическая проекция». Для успешного ее применения я должен применить гипнотическое внушение. Спрашиваю еще раз: не боитесь ли вы гипноза?

– Доктор, мы уже говорили об этом. Я согласен и ни капельки не боюсь.

– Превосходно. Главное, как вы понимаете, полное доверие. Это основа основ. Тогда, если угодно, несколько слов о том, что вам предстоит. Вам придется в определенной степени отключиться от внешнего мира и не слушать ничего, кроме моих инструкций. Предлагая вам вообразить ряд символических картин, я попытаюсь обратить ваше внимание на сокровенные глубины вашего «я», постараюсь помочь вам заглянуть в тайники вашего подсознания, очистить их от давних, годами копившихся страхов и выйти обратно в жизнь свободным, раскрепощенным человеком. Я подчеркиваю: попытаюсь. Очень многое зависит лично от вас, от полноты вашего погружения в глубины бессознательного. Готовы ли вы?

– Да, я готов.

– В таком случае прошу вас расслабиться, сколь это возможно. Сосредоточьтесь на вашем дыхании. Вдох-выдох… Дыхание глубоко и равномерно… Равномерно и ритмично… Вы воспринимаете себя лежащим здесь, на кушетке… вы чувствуете каждый свой орган, каждый член тела как часть вашего «я»… Дыхание глубокое и ровное… Вы слышите, как за окном стучит и убаюкивает вас дождь… Ваши мышцы полностью расслабляются, и вы продолжаете ощущать их расслабленными и налитыми приятной тяжестью… Постепенно вы перестаете воспринимать посторонние звуки, вы слышите только мой голос… Вы полностью ему доверяетесь и следуете за ним туда, куда он вас позовет… Вы засыпаете, но по-прежнему слышите мой голос и способны отвечать на мои вопросы, когда это потребуется…

* * *

Ему шесть лет. Он робкий и застенчивый. Он боится своих сверстников. Он много болел и безвылазно сидел дома под присмотром дедушки и бабушки. Выброшенный ни с того, ни с сего во враждебный мир, он всех боится и поэтому со всеми приветлив и всем желает добра.

Дома – много игрушек: собаки, медведи, зайцы, и он их очень любит. А во дворе мальчишки гоняются друг за другом, вооруженные ружьями и пистолетами. Раньше пистолет не был ему нужен, но без пистолета не сыграешь в войну, и пистолет понадобился позарез. Мама купила и пистолет, и ружье, и пулемет, но его все равно не берут играть в войну, когда он, увешанный оружием, выходит из дома. Он околачивается в сторонке, потупив глаза и заискивающе улыбаясь, неразлучный с пистолетом. Может быть, попросить купить другой, побольше? Он закатывает скандал, и отец, философ-миротворец, негодует в связи с порочной тягой отпрыска к орудиям уничтожения.

* * *

– …Представьте себе луг… широкий, просторный луг… ответьте мне, знаком ли вам луг, который вы представили?

– Да, знаком.

– Уйдите с этого луга, попробуйте перенестись на какой-то другой, вообразите совершенно незнакомое место… Теперь вы видите совсем новый, прежде не виданный луг… Попытайтесь его описать.

– Он выжженный, сухой, трава желтая и жесткая. Повсюду камни.

– Непорядок… Пошлите на этот луг теплый дождь, возьмите в руки лейку… На ваших глазах луг зарастает мягкой темно-зеленой травой… она густая, пестрит множеством цветов… вам хочется зарыться в эту густую, мягкую траву с головой…

– Да, мне хочется зарыться в эту траву.

* * *

Он очень хорошо запомнил тот день. Особенно то, что было до, после же словесного выражения не имело. До, измененное знанием после, ныне хранило отпечаток грозного предзнаменования, гриппозной прелюдии к бреду.

В то лето выдалось несколько насквозь дождливых дней, которые в конце концов сменились просто сырой погодой. Было пасмурно, свежо, сыпучий песок пляжа напитался влагой и отяжелел от тоски. С навеса, что над крыльцом, то и дело срывались капли, баламутившие воду в уже переполненной дождевой бочке.

Его заставили надеть рейтузы, хотя он их ненавидел, считая, что в рейтузах он больше похож на девчонку. Поверх велели натянуть мрачные грубые штаны до колен. Повоевав с домашними, он, захватив пистолет, вышел на крыльцо и сразу увидел в отдалении ватагу дворовых знакомых. Предводительствовал невысокий хулиганистый пацан, у которого не хватало верхнего резца.