Читать книгу "История Древней Греции в биографиях - Генрих Вильгельм Штоль"

Велика была радость афинян по случаю неожиданной победы.

Один гражданин тотчас же после сражения, в полом вооружении, покрытый кровью и пылью, поспешил в город, чтобы возвестить о ней. «Радуйтесь, граждане, мы победили!» — закричал он и упал мертвый на землю. С ничтожными потерями была приобретена великая победа: только 192 гражданина были убиты. Из персов осталось на поле сражения 6400 человек — цифра небольшая сравнительно с громадностью армии; они поспешно убрались на корабли. Покрытая бесчестием, персидская армия пустилась в открытое море; афиняне смотрели ей вслед с гордым самодовольством. Но как они перепугались, заметив, что удалявшийся флот стал огибать мыс Суний к западу, по направлению к их столице! Очевидно было, что персы намеревались напасть на беззащитный город, пока войско находилось еще на поле марафонском. Мильтиад быстро сообразил, что ему делать; оставив Аристида с его Антиохидами на поле сражения для охранения добычи, трофеев и раненых, он сам с остальным войском поспешил к городу. В тот же самый день вечером он явился перед Афинами и расположил свое войско на восточной стороне города, в Киносарге. На другое утро персидский флот увидел, что афинское войско стоит у города и готово к битве, и не отважился сделать высадку. Он повернул назад, забрал в Эгилее пленных эретрийцев вместе с оставленным там гарнизоном и поплыл в Азию.

Иппия, рассчитывавший при помощи персидского оружия снова овладеть своим отечественным городом, теперь с разбитым сердцем, в последний раз безнадежно смотрел на родные горы. Он как будто предчувствовал, что ему не суждено кончить дни свои в отечестве. Геродот рассказывает, что Иппия, распоряжаясь высадкой персов при Марафоне, стал необыкновенно сильно чихать и кашлять; при довольно пожилых летах у него от кашля выпал один зуб. Долго и тщетно искав его на песке, он, вздохнув, сказал окружающим: «Эта земля — не наша и нам не завладеть ею; если мне принадлежит что-нибудь на ней, так это один только мой зуб». В то время как персидский флот чрез Кикладские острова возвращался домой, Иппия поплыл на север, к Сигейону, но по дороге заболел в Лемносе, ослеп и умер жалким образом, «пораженный гневом отечественных богов». Менее вероятные известия показывают его павшим на марафонском поле.

На другой день после сражения в Афины явились из Спарты на помощь 2000 гоплитов. Они оставили Спарту по окончании полнолуния и в три дня прошли 28 миль. Но они пришли слишком поздно. Осмотрев поле сражения, убитых персов и прославив подвиг афинян, они возвратились домой с сердцем, полным зависти, что сами не могли принять участие в столь славном деле. Они хорошо понимали, что поле марафонское было почвой, на которой станет возрастать до затмевающей величины ненавистное для них могущество афинян.

Скороход Фидиппид рассказывал афинянам после возвращения из Спарты, что на дороге в верхней части Тегеи в Аркадии, на горе Парфенион, ему явился бог Пан, позвал его и приказал сказать афинянам, отчего они совсем забыли его, когда он уже много добра сделал им и впоследствии еще сделает. Теперь, после сражения, думали, что Пан исполнил свое обещание, наведя во время битвы панический страх на неприятеля. В благодарность за это ему посвящен был грот в скалистой стене города, в виде храма, и в честь его установлены ежегодные жертвы и процессии с факелами. Еще и теперь заметен грот Пана, влево от входа в акрополь. Мильтиад же выразил свою благодарность Пану, воздвигнув ему статую с надписью:

Меня, козлоногого Пана, аркадца, противника мидян. Союзника афинян, поставил Мильтиад.

Тезей, древний афинский народный герой, также помогал в битве своему народу; видели, как он в полном вооружении вышел из земли и повел своих земляков против варваров. Другим казалось, что видели поселянина, который без всякого оружия, с плугом в руках, убивал многих неприятелей и после сражения вдруг исчез. Дельфийский бог, которого афиняне спрашивали об этом, повелел им почитать с этих пор героя Эхетла с плугом. И действительно, персов поразили афинские поселяне. Другие отечественные боги, помогавшие одержать победу, также не были забыты. Десятая часть из огромной добычи была посвящена Афине, Аполлону и Артемиде. Из части, посвященной Афине, Фидий сделал потом медную статую Афины Промахос (воительница) на скале; из части Артемиды был выстроен храм «победоносной Артемиды»; из части, отданной Аполлону, предполагалось поставить в Дельфах медные статуи Аполлону, Афине и десяти афинским героям.

Герои, павшие за отечество на Марафоне, были погребены на поле сражения с большими почестями. Их всех положили в одну могилу, вблизи морского берега, и насыпали над ней большой холм, который можно видеть еще и теперь; десять столбов, поставленных на холме, названы были по имени десяти фил. Рядом с ними погребены павшие платейцы. Память героев постоянно высоко чтилась, в честь их устраивались празднества и ежегодно на могиле приносились жертвы. Рядом с могилой павших возвышался мраморный памятник с следующей надписью, сочиненной Симонидом:

Здесь, на марафонском поле, защищая свободу Эллады, Афиняне сразили гордую силу Азии.

Великодушная помощь платейцев не была забыта афинянами. Они получили богатую часть из добычи, и с этих пор было решено считать их навсегда родными афинского народа; во время Панафиней, общественного афинского праздника, глашатай одинаково молился за афинян и платейцев.

Величайшая слава досталась Мильтиаду, потому что ему преимущественно перед всеми другими принадлежала славная победа. Рядом с общим памятником на поле сражения ему воздвигнут был еще особый; его статуя была поставлена в Пританее, общественном собрании, рядом со статуями Гармодия и Аристагитона; медное изображение его, вылитое из добычи, было поставлено в Дельфах.

После марафонской победы Мильтиад стал первым человеком в Афинах, имя его стало известно по всей Греции. Но для него было бы гораздо лучше, если бы он, подобно Каллимаху, пал на поле сражения; счастливое военное дело увлекало его в новые предприятия, которые должны были еще больше возвысить его славу и влияние, но, к сожалению, только ввергли его в несчастье. Неограниченную власть полководца, которую он получил на поле марафонском, ему хотелось удержать за собой и на будущее время. Он потребовал, чтобы ему предоставлено было полное распоряжение флотом и войском, говоря, что хочет предпринять дело, долженствующее сделать Афины могущественными и богатыми, но что именно замышлял он — это должно было остаться тайной. Афиняне питали полное доверие к счастью и талантам Мильтиада и вручили ему начальство над 70 хорошо вооруженными кораблями, не спрашивая, куда он поплывет, что имеет в виду; все надеялись скоро услышать о важных последствиях.

Весной 489 года Мильтиад вышел в море. Он поплыл к Кикладским островам и, опустошив многие небольшие острова за то, что они подчинились персам, бросил якорь у Пароса, который после опустошения Наксоса в предыдущем году сделался значительнейшим и богатейшим из Кикладов. Паросцы подчинились персам и в прошлом году выставили для похода против Афин одну трирему; за это их нужно было наказать. Мильтиад потребовал от них подчинения Афинам и 100 талантов военных издержек. Но паросцы отказали в том и другом, приготовились к мужественной защите и в одну ночь подняли вдвое наиболее слабую часть своих стен. Мильтиад должен был начать правильную осаду, к чему он вовсе не был приготовлен. Время и деньги тратились без успеха. В нетерпении он прибег к суеверным средствам. Младшая жрица подземных богов в Паросе пришла к Мильтиаду и обещала помочь ему овладеть городом, если он явится ночью в храм Димитры Фесмофоры и принесет тайную жертву или похитит изображение, охраняющее город. Мильтиад отправился ночью на холм, на котором находился храм, и так как двери храма были заперты, то он перескочил через стену во двор для исполнения того, что ему было сказано. Но лишь только он вступил на порог, на него вдруг напал смертельный страх, так что он вернулся назад и поспешно перескочил стену обратно; при этом он повредил себе бедро или, как говорят другие, разбил колено. Теперь ему вовсе нельзя было действовать; он снял осаду и возвратился после 26-дневного отсутствия в Афины, без всякой славы и с пустыми кораблями*.