Читать книгу "Белый квадрат - Владимир Сорокин"

– Не буду. Дайте… дай мне мои…

– Подожди.

– Мне надо идти.

– Ну… погоди…

– Мне надо идти!

– Заткнись!!

– …

– И послушай меня. Внимательно. Просто полежи и послушай. Вот я руку так положу, можно? Ты взрослая, девятый класс закончила, знаешь, кто сейчас возглавляет нашу страну. Юрий Владимирович Андропов. Раньше он возглавлял Комитет государственной безопасности СССР. КГБ. Так вот, милая Саша. Сейчас самые могущественные люди в стране – офицеры КГБ. Они самые умные, самые хитрые. Самые проницательные. И могут все. Они могут сделать человеку карьеру, а могут просто растоптать человека, как муравья. Мой дядя Паша – генерал КГБ. Старый друг Юрия Владимировича Андропова. Я у него единственный племянник, своих детей у него нет. Он меня очень любит. И помогает. В МАИ я поступил сам, без блата. А пойти по комсомольской линии – это он мне помог. Я уже член бюро. Люблю комсомол, живую работу с людьми. Хотел бы стать вторым секретарем ВЛКСМ института. Думаю, что стану. Через пару лет. Если человек что-то хочет – станет. Дядя мне помогает. Чувствую всегда его поддержку. Так вот. Ты знаешь, что такое КГБ приблизительно. А я знаю точно. Это могучая организация. И в нашей стране она может все. Ты говорила, что активно участвуешь в драмкружке. Играешь в школьных постановках. Я сразу заметил, что ты артистична. Даже когда в волейбол играешь. Ты можешь стать актрисой. Это сложно. Очень! Потому что в ГИТИСе, в Щукинском – огромный конкурс. Попасть трудно. Блатные опять же. Но если я скажу дяде: дядя Паша, моя возлюбленная очень талантлива и очень хочет быть актрисой кино. Помогите ей, пожалуйста. И дядя Паша поможет своему племяннику. И моя возлюбленная поступит в Щукинское училище через год. За год тебя подготовят так, что ты себя не узнаешь. Дядя Паша дружит с актерами. Табаков, Ефремов, Ульянов – его друзья. Вместе на охоту ездят, в баню ходят. Я у него на дне рождения однажды видел Ефремова. Такой мужик мировой! Пьет, как зверь, цистерну может выпить, а все шутит, смеется. Анекдот такой загнул – дамы под стол сползли! Про свой новый фильм интересно говорил… В общем, репетиторов тебе найдут из той же Щуки, натаскают, поставят дикцию. Выйдешь на экзамене, как Доронина: “Вы любите театр, как люблю его я?” И они все попадают, пять баллов, ты в списке. И вот мы с тобой идем в ресторан, отмечаем, пьем шампанское. Сашенька – актриса! И новая, яркая жизнь. Вот что я могу для тебя сделать. И это только за то, что мы будем по понедельникам встречаться в одном тайном месте. И наслаждаться друг другом. И я буду наслаждаться моей возлюбленной Сашенькой.

– А ваша… твоя жена?

– Что моя жена? При чем здесь? Да, я женат. Рано женился, на первом курсе. Бывает. Не могу сказать, что я очень рад теперь. Можно было и подождать. Но что поделать. Страсть! Я страстный человек, Сашенька. Шаг сделан. Нина – замечательный друг. У нас семья. Но страсть иногда идет поперек семьи. Скажу тебе: не выходи замуж рано. Лучше подожди. Погуляй, понаслаждайся. Надо уметь наслаждаться жизнью. Надо жить клево. Вот, Саша. И последнее: мой дядя может помочь, а может и нагадить. По-крупному. Так, что человек за всю жизнь не отмоется. Например, человека выгонят с работы. И он никогда уже на такую работу не устроится. Твой папа в КБ работает?

– Да.

– Вот, Саша. Такой пасьянс. А решать тебе. Подумай. Сегодня. А завтра скажи мне только одно слово: “да” или “нет”. Все. Одевайся, иди первой. А мне надо запереть сарай.

Послышался шорох сена, я на цыпочках попятился от сарая, вошел в лес и побежал в лагерь. В кулаке я сжимал маленького жука-навозника. Когда я стоял и слушал, он выполз из сена в щели. И я его схватил. Он был маленький, видно детеныш, весь синий, красиво переливался. Обычно жуки-навозники черные, а этот был синий, такой необычный. Я взял его в кулак, и он все ворочался и щекотал ладонь. Я побежал с жуком в кулаке. И когда пробегал мимо столовой, одна из посудомоек мне погрозила пальцем. А одна из двух вожатых из окна директорского корпуса крикнула:

– Так, живо в постель!

Я вбежал в наш мальчишеский корпус, быстро юркнул в свою койку, накрылся простынью. Разжал кулак и увидел, что синего жука в кулаке нет. Это было так странно! Я все время чувствовал его шевеление. И вдруг – его нет. Где я мог его обронить? Когда он смог вылезти из кулака? Он просто исчез. Я лежал и смотрел на свою ладонь. И ругал себя. Слезы навернулись, и я беззвучно расплакался. Слава богу, ребята, что рядом, уже спали. Я вдруг почувствовал огромную усталость. Наверно, я перегрелся, когда стоял на солнце возле сенного сарая. Июль тогда стоял жаркий. Я заснул. И мне приснился сон:

Я в лагере, иду на речку, чтобы покататься на лодке. Выхожу на берег. Это не речка, а огромное озеро, противоположного берега не видно. На лодочной станции стоит тот самый парень, который дал мне пендаля. Но он глубокий старик с морщинистым неподвижным лицом. На груди у него красный пионерский галстук.

– Мне нужна лодка, – лепечу я, ни на что не надеясь.

– Если нужна, бери, – говорит старик и указывает рукой на лодку.

Не веря своему счастью, я подхожу, сажусь в лодку, хватаюсь за весла, налегаю на них. И легко не плыву, а скольжу, несусь по озеру. Оказывается, озеро замерзшее, покрытое льдом. Лодка быстро несется по нему от малейшего движения весел. Прохладный, пахнущий льдом ветер дует мне в лицо. Я несусь, взвизгивая от удовольствия. Различаю впереди фигуру. Кто-то быстро едет на коньках по льду. Я догоняю конькобежца: это наша учительница математики, Вера Харитоновна. Она совершенно голая! Она едет на длинных беговых коньках, заложив одну руку за спину, а другой плавно отмахивая. Я догоняю ее, мчусь рядом. Из лодки мне прекрасно видна она вся – голое тело с большой грудью, упругим задом, стройными ногами. Ее темный лобок мелькает меж равномерно движущихся ляжек. Я мчусь рядом, правя веслами. Она с усмешкой косится на меня и бормочет своими пухлыми, всегда иронично изогнутыми губами:

– Ну, что, Шамкович, в третьей четверти опять позориться будем, когда кефирное уравнение с двумя чемоданными неизвестными ты забыл обнаружить через дежурство по физкабинету Виктора Викторовича по направлению слепой биссектрисы, а дневник изрезали и прокомпостировали красные врачи сразу после заседания совета дружины родителей теоремы Пифагора?

Но я не слушаю ее бормотания. Я вдруг понимаю, что совершенно безнаказанно могу делать с Верой Харитоновной что угодно. Я протягиваю руку и трогаю ее темный волосатый пах. Не обращая внимания, она скользит по льду, бормоча и усмехаясь. Пах мелькает между ногами. Я достаю его, хватаю. Он прячется от меня за движущимися ляжками. Вера Харитоновна скользит, бормочет и усмехается. Я хватаю ее за теплый пах. Сердце мое бешено колотится. Я стараюсь выровнять лодку, чтобы быть поближе, поближе, поближе, поближе к темному, теплому, мягкому, волосатому паху. Лодка виляет, скользит по льду, не слушается. Учительница равномерно катит. Я догоняю ее, равняюсь, сдерживая свою дрожь, хватаю пах левой рукой, потом бросаю весло и хватаюсь за пах и правой рукой, пролезая ею снизу, между прохладных, равномерно движущихся ляжек.