Читать книгу "История древней Испании - Юлий Циркин"

В колониях, естественно, воспроизводилась социальная структура метрополии[315]. Политическая двойственность, существовавшая в Тире, должна была существовать и в его колониях. В самой Финикии можно говорить о существовании общины со своими институтами. Община существовала и в финикийских городах Испании. Община, город и народ имели одно обозначение 'т. ЭТОТ термин засвидетельствован в Гадесе[316], каки в некоторых других финикийских городах Запада (IFPCO Malta 6; IFPCO Sard. Neop. 8, 1; KAI 99; KAI 119). Обозначение одним словом и общины, и народа говорит о том, что народ считался, по крайней мере официально, высшей инстанцией общины[317]. Геродот (VII, 23) рассказывает, что финикийцы, угнанные Ксерксом на строительство канала, собирались на собрание. Естественно предположить, что и уехавшие на другой конец Средиземного моря тирийцы тоже собирались на собрания. Во главе общины мог стоять суфет, которому помогал магистрат, называемый Ливием на латинский манер квестором (Liv. XXVIII, 37, 2). Сообщение об их существовании относится к позднему времени, к 206 г. до н. э. Однако термин «суфет» очень древний и издавна означал в семитской среде главу или представителя политической власти, не имевшего, однако, царского титула, как это было в Эбле, Мари, Угарите[318]. В Тире после временной ликвидации монархии царская власть перешла к суфетам (los. Contra Ар. I, 21), и из текста Иосифа Флавия не создается впечатления нововведения. Так что вполне возможно, что суфет возглавлял общину Гадеса и много раньше 206 г. Можно представить ситуацию, при которой общинное самоуправление возглавлял выборный суфет, а царскую власть представлял «тот, кто над общиной».

Итак, можно говорить, что испанские финикийцы подчинялись тирскому царю. Только так можно объяснить приведенное выше заявление Асархаддона о распространении его власти до страны Тар-си-си[319]. И Страбон (XV, 1, 6), и Иосиф Флавий (Ant. Iud. X, 11, 1) упоминают сообщение Мегасфена о походе Навуходоносора вплоть до Столпов. Это, конечно, выдумка, но ее реальным основанием может быть подчинение Тира вавилонскому царю[320], что, видимо, было, по мнению вавилонян, как раньше ассирийцев, равносильно покорению далекой страны Тар-си-си в районе Столпов.

Финикийцы и Тартесс

Связи между финикийцами и тартессиями были довольно тесными. И те и другие были заинтересованы друг в друге. Финикийцы получали от тартессиев столь необходимые им товары, которые затем в значительной степени экспортировались на Восток. Тартессии с помощью финикийцев открывали почти неисчерпаемый восточный рынок, приносивший его аристократии баснословные доходы, как можно видеть из богатых тартессийских кладов. Эта взаимная заинтересованность вела к обоюдовыгодному сосуществованию.

Ярким примером такого сосуществования является поселение Кастийо де Донья Бланка. Уже говорилось, что это было, вероятнее всего, местное поселение, в котором был финикийский квартал. Сами финикийцы, по-видимому, довольно настороженно относились к иностранцам. Арриан (Anab. II, 16, 7) и Куриий Руф (IV, 2,4) рассказывают, что тирийцы наотрез отказались впустить в город Александра, желающего принести жертвы в храме Геракла, т. е. Мелькарта. Разумеется, этот отказ был вызван в первую очередь политическими причинами, но нельзя исключить и религиозные мотивы. Авиен (Or. mar. 358—369), ссылаясь на Эвктемона, говорит, что в испанском святилище Геркулеса, т. е. того же Мелькарта, для иноземцев считалось нечестием долго задерживаться. Основной испанский храм Мелькарта находился в Гадесе, и он играл довольно значительную роль не только в религиозной, но и в экономической жизни финикийцев[321]. Так что ограничение иностранного пребывания вполне могло распространяться и на весь город. Но торговля требовала постоянных контактов. Отсюда, как кажется, и роль Кастийо де Донья Бланка, расположенного на противоположном берегу Гадитанского залива. Другой такой эмпорий мог существовать внутри тартессийского поселения Онобы. И возник он очень рано — в самом начале VIII в. до н. э.[322] Он обеспечивал связи с рудниками этого района.

Как уже говорилось, финикийское влияние привело к возникновению тартессийской ориентализирующей цивилизации. Глубину и разнообразие этого влияния трудно объяснить только активной торговлей. Явно существовало и более тесное общение финикийцев и тартессиев. Поэтому не кажется авантюристичным предположение, что какая-то часть восточных пришельцев поселилась в собственно тартессийской среде, в частности в долине Бетиса в районе Крус де Негро[323]. Такие финикийские анклавы могли существовать и в других местах Тартессиды[324].

И все же отношения двух сил были не идиллическими. Взаимная выгода, взаимозависимость и сосуществование не исключали конфронтации. Противостояние проявилось уже при основании Гадеса, созданного с третьей попытки. Сначала колонисты пытались обосноваться там, где позже был основан Секси, а затем в районе будущей Онобы (Strabo III, 5, 5), а это означает, что выбор мест был не случаен. И первые неудачи трудно объяснить чем-либо, кроме противодействия местного населения[325].