Читать книгу "Во имя любви - Анна Кэмпбелл"

– Кэм, повзрослей наконец-то и пойми, что ты не идеален. Ты совершил ошибку и…

– Находясь рядом с тобой, я только и делаю, что совершаю ошибки, – поморщившись, перебил Кэмден.

– В таком случае… Наверное, будет лучше, если мы никогда больше не встретимся. Согласен?

Он утвердительно кивнул.

– Да, наверное.

Пен снова вздохнула. Столь поспешное согласие, казалось бы, не должно было причинять боль. Конечно же Кэм хотел поскорее от нее отделаться. Она была для него лишь тяжкой обузой. И все же она заставила его потерять голову от страсти, а потом отвергла да еще и отвесила пощечину.

– Тогда убирайся из моей каюты, – проворчала Пенелопа.

Корабль тряхнуло так, что Кэм вынужден был ухватиться за опору кровати. К счастью, вся мебель в каюте была крепко прибита к полу.

– Но ты говорила, что боишься…

– Теперь я боюсь тебя, – перебила Пенелопа и тут же пожалела о своих словах.

– Пен, я… – Кэмден побледнел и умолк. Но все же не уходил. Неужели не понимал, что она не хочет его видеть?

И вновь раздался оглушительный треск. Обладающая богатой фантазией женщина, наверное, сказала бы, что это разбилось ее сердце.

– Пен, я не хотел, чтобы все случилось именно так. Прошу тебя, прости.

Сейчас Кэм говорил как мальчишка, которого Пенелопа когда-то знала. И она влюбилась в того мальчишку. Доверяла ему свою жизнь. Она уже приготовилась закричать, – но вдруг замерла ошеломленная, когда увидела, что дверь за спиной Кэма распахнулась, и на пороге возник одетый в дождевик Голиаф.

– Ваша светлость, ваша светлость, поднимитесь скорее на палубу. И леди – тоже. Капитан говорит, что «Пустельга» вот-вот врежется в песчаную отмель. Мачта сломалась, и мы уже черпаем бортом воду. Нужно пересесть в шлюпку, если хотим спастись.

Пенелопа в ужасе взглянула на Кэма.

– Мы пропали? – пробормотала она.

– Нет. Даже не думай об этом. Дай мне руку, Пен.

А потом все вокруг превратилось в сплошной хаос – яхта с треском на что-то налетела.

Глава 11

Лит-Хаус, Лондон, конец марта 1828 года

О боги! Дворецкий Лита оказался сущим наказанием! С трудом удерживаясь от желания просунуть палец ему под галстук, чтобы немного ослабить узел, Гарри прошел в дверь, придерживаемую этим высокомерным малым, и оказался в богато обставленной библиотеке.

Выражение лица высокого мужчины, поднявшегося из-за массивного стола красного дерева, было еще более отталкивающим, нежели у дворецкого. И, судя по его выпяченному подбородку и полуопущенным векам, он сгорал от желания немедленно вышвырнуть из дома молодого мистера Торна.

Гарри судорожно сглотнул и приказал себе взбодриться.

– Торн!.. – нарушил тишину зычный голос Лита.

Гарри стоило немалых усилий, чтобы не подпрыгнуть подобно испуганному коту. Он слышал множество историй о язвительности и остром уме маркиза, часто заставлявшего членов Палаты лордов жалеть о том, что они осмелились ему перечить.

– Милорд!.. – в тон хозяину ответил Гарри.

Предложения присесть не последовало. Вместо этого Лит обошел вокруг стола и пристально посмотрел на визитера. Софи, судя по всему, находилась наверху – Гарри не сообщил ей о своем визите.

Молодой человек снова сглотнул и, пытаясь придать своему голосу надлежащую твердость, проговорил:

– Милорд, вы, наверное, уже догадались, почему я просил этой аудиенции.

Выражение лица маркиза нисколько не изменилось.

– Полагаю, вы сами об этом скажете.

Всю прошлую неделю Гарри готовился к этому визиту. Он надел свой лучший костюм и запасся множеством аргументов, способных, по его мнению, растопить даже сердце бронзовой статуи. И вот теперь, глядя на человека, который, возможно, станет его шурином, он не мог вымолвить ни слова.

Маркиз нахмурился и проворчал:

– Говорите же. Я очень занятой человек.

В обществе красоту Лита – Джеймса Фэрбродера – называли «мужественной» и «мрачной». На Гарри же этот человек наводил ужас.

С трудом взяв себя в руки, молодой человек заговорил от чистого сердца, хотя совсем не собирался этого делать – ведь он давно уже уяснил, что сентиментальными разглагольствованиями благосклонности маркиза не завоюешь.

– Милорд, я пришел, чтобы просить вашего позволения ухаживать за леди Софи. Я люблю вашу сестру и уверен, что смогу сделать ее счастливой.

Маркиз же вдруг рассмеялся. Скрестив руки на своей устрашающе широкой груди, рассмеялся так, что у Гарри по спине холодок пробежал.

– Милорд, я не вижу в своих словах ничего забавного. – Молодой человек мысленно выругался. Ведь со стороны могло показаться, что он вел себя как напыщенный болван.

Тут Лит снова нахмурился, и на сей раз Гарри отчетливо разглядел пылавшую в его глазах враждебность.

– Получив вашу записку, Торн, я кое о чем задумался… И мне стало интересно, на самом ли деле вы такой идиот, что осмелитесь заявить о своих притязаниях. Ведь даже наиглупейший представитель самой неблагоразумной семьи в Англии не отважился бы на подобное безрассудство. – И снова раздался злобный смех.

– Ваши слова оскорбительны, сэр, – холодно произнес Гарри и лишь потом спохватился. Показывая свою обиду, он не достигнет цели.

– Оскорбительны? – На сей раз Лит не повысил голоса, отчего его презрение лишь стало еще более очевидным. – Но ведь не я ничтожный бездельник, не имеющий за душой ни пенни, однако вообразивший, что может заполучить самую богатую наследницу Англии, лишь попросив об этом. Наследницу, которая является моей горячо любимой сестрой. Когда мой отец был уже на смертном одре, я пообещал ему позаботиться о Софи. Вверив же ее будущее моту и бездельнику, я поступил бы как самый отъявленный лжец.

Гарри тяжко вздохнул и пробормотал:

– Вы должны дать мне шанс объясниться, милорд.

Лит с силой ударил кулаком по столу, отчего бронзовые чернильницы подскочили и зазвенели, ударившись одна о другую.

– К черту! – заорал маркиз. – Нет необходимости давать вам что-либо, кроме приказа убраться из этого дома и больше не беспокоить мою сестру!

Правила хорошего тона гласили: если хозяин дома просит гостя убраться, гость должен немедленно выполнить его требование. Однако Гарри пребывал в таком отчаянии, что позволил себе ослушаться.

– В ваших обвинениях есть доля правды, милорд, – процедил он, едва сдерживая гнев. Никто не говорил с ним подобным образом с тех самых пор, как он был не очень-то прилежным учеником в Итоне. Расправив плечи, Гарри посмотрел прямо в глаза Литу и заявил: – Но все же я не стану извиняться ни за свое поведение, ни за свою семью.