Читать книгу "По следам фальшивых денег - Иван Погонин"

– Вам надо, вы и выкладывайте! – срывающимся голосом прокричал пассажир.

– Ну, не хотите, как хотите, а я не побрезгую. – Коллежский асессор стал выкладывать содержимое чемодана, ловко ощупывая каждую вещь. Потом он вновь поднял уже пустой чемодан и опять взвесил его в руке.

– Не могу понять-с. Чему тут такому тяжелому быть? Позвольте! Ширина у вашей клади с внешней стороны вершков семь без крышки, а изнутри… – Конт-ролер достал из кармана форменного сюртука складной аршин и погрузил его в чемодан. – А изнутри менее шести! Что-то здесь не так! Вацлав Марианович, принесите, не сочтите за труд, наш дежурный ломик. Господин…

– Дунаевский, – подсказал жандарм, протягивая Шиллингу книжку заграничного паспорта пассажира.

– Господин Дунаевский, я теперь обращаюсь к вам строго официально. Нет ли у вас сокрытого товара, облагаемого пошлиной? Предупреждаю, что при обнаружении такового он подлежит конфискации, а с вас будет взыскана пошлина в пятикратном размере.

Дунаевский сел прямо на досмотровый стол и упавшим голосом сказал:

– То, что там внутри, пошлиной не облагается.

Шиллинг достал из кармана перочинный нож, ловко вспорол подкладку чемодана, вставил острый конец принесенной толстяком-досмотрщиком фомки между днищем и стенкой, нажал, раздался хруст. Коллежский асессор перевернул лом, нажал еще раз, дно чемодана поднялось, и все увидели толстые, перетянутые бечевками пачки радужных купюр с изображением Екатерины Великой.

– Извольте следовать за мной! – грозно приказал жандарм Дунаевскому.

– Я же говорил, орлы! – воскликнул непонятно откуда появившийся Курланд.

Судебный следователь Хряков прибыл из Нешавы только к вечеру. Он похвалил полноту и грамотность собранного Кунцевичем дознания, формально допросил Дунаевского, который теперь утверждал, что чемодан его попросила доставить в Петербург какая-то неизвестная дама, выписал постановление о заключении его под стражу, поужинал, и, несмотря на уговоры Курланда остаться, ночным поездом убыл домой. Поэтому ужин заканчивали втроем. Разошлись под утро. Хотя Кунцевич слегка пошатывался, голова у него была ясной.

– Завтра, точнее уже сегодня, приглашаю к себе на ужин, – сказал Шиллинг, поскользнулся на утреннем ледке, затянувшем лужицу, и упал бы, если бы Мечислав Николаевич его не поддержал.

– Спасибо за приглашение, но, к сожалению, воспользоваться им не смогу. Намерен в половине десятого покинуть ваше прекрасное местечко. Делать мне здесь больше решительно нечего.

– Ну тогда мы вас проводим, непременно проводим.

– Благодарю.

Несколько минут собутыльники шли молча, потом Кунцевич спросил:

– А за какие грехи вас пассажиров досматривать поставили?

– Позвольте! – Шиллинг развернулся к нему всем корпусом. – Что значит за грехи? Я старший контролер зала первого класса, у меня полторы тысячи годового жалованья. Такие должности, милостивый государь, годами выслуживают! А вы про какие-то грехи, мне прямо обидно-с.

– Дорогой Леон Германович, вы уж меня простите, пожалуйста, если сможете. Ни в коей мере не хотел вас обидеть. Только, видите ли, я некоторым боком в свое время к вашей службе был прикосновенен. Я два года кряду руководил сыском в четвертом полицейском отделении Петербурга[17], а на территории этого отделения расположен морской порт. Ну и большую часть службы борьбе с контрабандирами посвящал, уж очень меня вознаграждение, полагающееся за отыскание контрабанды, прельщало, так что с кухней таможенной немножко знаком. Не знаю, как здесь, а в Питере пассажиров досматривать в наказание ставят. Ведь с пассажира не возьмешь! Даже если он тебе в руку совать будет, откажешься. Во-первых, в ревизионном зале или кают-компании всегда народу много, кто-нибудь да увидит, а во-вторых, неизвестно, что за человек тебе деньги пытается всучить и какие у него намерения. То ли отблагодарить тебя хочет за то, что ты у него лишний аршин кружев не заметил, то ли поймать на взятке желает. Другое дело в пакгаузе служить, с купцами общаться. Тут каждый клиент тебе старинный друг и приятель, каждый по сто раз границу переходил, а уж такой человек никогда не подведет. Зачем это ему? У каждого купца, что покрупнее, у нас в Питере был свой прикормленный пакгаузный смотритель или контролер. Эти чиновники, скажу я вам, даже жалованье не получали, а только в раздаточной ведомости расписывались. А куда их содержание уходило, одному Богу известно. И если кто-нибудь из них в чем провинился, такого на пассажиров ставили, и отбывал он наказание до тех пор, пока своим честным трудом полностью не искупал вину. Неужели у вас по-другому?

Коллежский асессор долго молчал и наконец ответил:

– Недавно я вычитал в журнале «Вокруг света» про негров-альбиносов. Интересная, скажу я вам, статья! Не читали? Нет? Есть такие негры, у которых и волосы и кожа белые, заболевание у них такое. Один англичанин путешествовал по Африке и про них написал. Альбиносов очень мало, один, может, на много тысяч. А жители той деревни, где есть альбинос, считают, что он приносит им несчастье, и из деревни его выгоняют. Альбинос этот бедный начинает скитаться, но в покое его оставить уже не могут. Соседние племена устраивают на него настоящую охоту и в конце концов убивают. В общем, век у него недолог. Честные таможенники – что негры-альбиносы. Один на тысячу, все считают, что он им приносит несчастье, и хотят его со свету изжить. А больше я вам ничего не скажу.

– А мне и этого достаточно. Про вас я больше спрашивать не буду, расскажите мне про Гладыку Вацлава Мариановича, – сказал Кунцевич.

– Ну уж этот точно не из альбиносов. Но в контролеры попал не в наказание, летом сам попросился. Я удивился этому обстоятельству несказанно и первое время очень пристально за ним приглядывал, но ничего не углядел. Подумал, что человека совесть замучила, и решил он праведную жизнь начать. А оказалось – вон оно как! Мне, конечно, надобно ходатайствовать о его увольнении за упущения по службе. Но может быть, его и так привлекут?

– Вряд ли. Улик-то против него никаких. Если, конечно, Дунаевский прямо на него не укажет. Но Дунаевский молчит и дальше молчать будет, я такую породу знаю. Так что пишите ходатайство, да и я в рапорте про Вацлава Мариановича упомяну.

Глава 2

Вице-директор Департамента полиции действительный статский советник Константин Дмитриевич Кафафов перебил Лебедева:

– Сколько, сколько этот пруссак хочет?