Читать книгу "Гросс-адмирал. Воспоминания командующего ВМФ Третьего рейха. 1935-1943 - Эрих Редер"

Полный этих нерадостных впечатлений, вечером того же дня я пустился в обратный путь в Берлин. Железнодорожное сообщение тоже было почти блокировано, поезда едва тащились, подолгу стоя у каждого семафора. Прошел слух, что мятежники из числа моряков уже пробрались и в поезд, и на остановках по дороге, где сохраняли контроль верные правительству силы, проводилась проверка документов. Наш поезд при приближении к Берлину даже не хотели пускать в город, пока находившиеся в нем офицеры не настояли на этом. В результате всех этих передряг я смог добраться до своего кабинета в военно-морском директорате только вечером 8 ноября.

Тут оказалось, что весь военно-морской директорат находится в состоянии обороны. Капитан Пипер, начальник отдела вооружения, возглавил командование обороной группы зданий, в которых размещался военно-морской директорат, между Ландвер-каналом и Бендлерштрассе, а главное здание охранял батальон улан.

На следующий день, 9 ноября, революция разразилась и в самом Берлине. Пытаясь спасти монархию, канцлер принц Макс Баварский провозгласил, что и император и кронпринц отрекутся от престола и будет введено регентство. Но социал-демократы отвергли этот вариант и провозгласили взамен него республику. После этого принц Макс подал в отставку с поста канцлера и передал всю полноту власти в руки временного правительства, которое возглавил Фридрих Эберт[28], лидер социал-демократической фракции рейхстага. Народные массы окончательно вышли из повиновения, и для предотвращения кровопролития генерал фон Линсинген, губернатор Берлина, запретил войскам применять огнестрельное оружие. Наш батальон улан быстренько куда-то испарился, побросав свое вооружение. Император попросил убежища в Голландии.

Революционные солдаты образовали совет, и военный министр фон Манн получил от них извещение, что теперь они по приказу нового правительства берут контроль над военно-морским директоратом; тем временем адмирал фон Манн обязан работать в обычном режиме. Вскоре в нашем директорате появился какой-то весьма подозрительный тип, заявивший, что он представляет собой солдатский совет; больше всего его интересовали находившиеся в сейфе министра деньги. Ему было сказано, что офицер, у которого находятся ключи от сейфа, в настоящее время отсутствует и сейф невозможно открыть, после чего этот тип сразу же испарился. В тот же вечер он был застрелен часовыми при попытке ограбить другое здание.

Вопрос, в какой мере военно-морской флот был ответствен за революционные выступления в октябре и ноябре 1918 года, был предметом споров в течение многих лет. Я лично должен отклонить все подобные обвинения. В 1919 году полковник Бауэр из Верховного командования сухопутных сил опубликовал книгу, в которой приводятся такие цифры: еще в июле 1918 года насчитывалось около 500 000 бунтующих солдат, которые не вернулись на фронт после окончания отпусков. В сентябре их число уже перевалило за полтора миллиона. Уже весной командующий частями, расквартированными в Бельгии, просил направить ему на помощь дополнительные силы, чтобы защититься от бродящих вокруг дезертиров. В книге ясно показано, что истинными возмутителями спокойствия были резервисты и призывники армии, разложенные политической пропагандой независимой социал-демократической партии и коммунистов, выступавших за мир любой ценой – даже подрывом всех военных усилий в борьбе против неприятеля.

Справедливо утверждение, что открытые беспорядки на флоте начались тогда, когда стали известны планы относительно октябрьского рейда и то, что кое-кто из матросов, дезертировавших со своих кораблей, появился в военно-морской форме во многих городах в глубине страны, где они влились в состав солдатских комитетов и, естественно, привлекли к себе внимание своим присутствием так далеко от побережья. Вдобавок много других личностей, зачастую криминальных элементов, натянули военно-морскую форму с целью завоевать доверие восставших. Так, например, пресловутый Народный военно-морской дивизион, который на некоторое время захватил королевские конюшни в Берлине, состоял отнюдь не из моряков, но исключительно из уголовников. К сожалению, их форма и название дали основание всей стране считать, что именно флот был зачинщиком и пропагандистом революции, и клеймо это черным пятном висело на флоте несколько лет.

Тем временем революционная партия создала для военно-морского флота «Совет 52-х», и его члены вскоре появились в военно-морском директорате для «консультирования министра». Они также попытались взять под свой контроль работу некоторых отделов министерства. Аналогичные советы, с такими же целями, были созданы при военно-морских командованиях в Киле и Вильгельмсхафене, хотя в них входило меньшее число членов. Вдобавок ко всему независимая социал-демократическая партия назначила депутата рейхстага Вогхерра исполняющим обязанности министра; депутат этот, как мы поняли, должен был участвовать во всех сколько-нибудь важных совещаниях и проверять всю входящую и исходящую корреспонденцию.

Реалистично отнесясь к сложившейся ситуации, министр фон Манн пошел на сотрудничество с «Советом 52-х» и сделал им вполне тактичное предложение о том, как им сотрудничать. Он указал им на то, что поскольку предварительное соглашение о перемирии было подписано 11 ноября, то комиссия военно-морского флота по вопросам перемирия несет величайшую ответственность, так как условия, предъявленные победоносными союзниками, станут куда более суровыми, если предварительные условия не будут соблюдены. Поэтому военно-морской флот должен строжайшим образом выполнять эти условия, обсуждая каждый свой шаг на ежедневных совещаниях.

«Совет 52-х» почти не вмешивался в эту работу, предпочитая проводить время в шумных митингах в главном вестибюле, на которых они произносили пропагандистские речи и принимали большей частью неисполнимые резолюции.

Поняв и признав, по всей видимости, свою профессиональную несостоятельность, депутат Вогтхерр присутствовал на всех заседаниях комиссии по прекращению военных действий, но в обсуждении рассматриваемых вопросов участия не принимал. К «Совету 52-х» он, как мне казалось, относился отрицательно и старался не сотрудничать с ним, если уж невозможно было находиться в прямом противостоянии с ним.

Некоторые из членов совета, курировавшие различные отделы министерства, пытались разобраться в вопросах, «представлявших для них определенный интерес». Начальники отделов и исполнители в общем воспринимали их как явление природы и почти не приходили им на помощь. Примечательно, что один из членов совета, закрепленный за центральным отделом министерства, проявлял деятельный интерес к распределяемым через этот отдел фондам и средствам. Позднее, когда совет был распущен, этот его член потребовал, чтобы ему была оказана поддержка за счет одного из этих фондов. По счастью, он выказал весьма мало интереса к многотрудным и ответственным функциям начальника этого отдела, государственного советника Гризе, через которого проходили все сколько-нибудь важные документы.