Читать книгу "The Beatles. Единственная на свете авторизованная биография - Хантер Дэвис"

«Школьная фуражка держалась у Джорджа на самой макушке, — вспоминает миссис Харрисон. — Штаны были очень узкими. Он их сам тайком переделывал на моей швейной машинке. Однажды я купила ему новые брюки, и он первым делом их обузил. Отец обнаружил и велел немедленно сделать все как было. Но Джордж сказал: „Не могу, пап. Я уже отрезал лишнее“. Джордж никогда не лез за словом в карман. Как-то раз отправился в школу, поддев под пиджак канареечно-желтый жилет. Жилет принадлежал его брату Гарри, но Джордж считал, что сам он в нем обалденный красавец».

«Денег у меня не было, и я одевался вызывающе, хоть как-то пытался выделиться — это тоже был такой бунт. Я никогда не признавал авторитетов. Жизни нельзя научить — учиться надо самому методом проб и ошибок. Самому понять, что какие-то вещи делать не стоит. Мне всегда удавалось сохранить индивидуальность. Не знаю, что меня заставляло, но все получилось. Меня не сломили. Сейчас я этому рад…»

Первые три года он вечно попадал в неприятности. «„Харрисон, Келли и Уоркман, вон из класса!“ Я только это и слышал. Или меня ставили в угол».

Когда в моду вошли остроносые туфли, Джордж раздобыл пару огромных замшевых синих туфель. «Один учитель, Неженка Смит, придрался. Мы прозвали его Неженкой, потому что он одевался шикарно. Он сказал: „Это туфли не для школы, Харрисон“. Я хотел спросить, что такое туфли для школы, но не спросил».

Неженку Смита на самом деле звали Альфредом Смитом, и был он братом Джорджа, дяди Джона Леннона. «Я узнал об этом лишь годы спустя. У меня прямо истерика случилась, когда Джон сказал».

Четвертый год в институте прошел спокойнее. «Я понял, что лучше помалкивать и не лезть на рожон. С некоторыми учителями у меня было соглашение. Они не мешают мне дремать на задней парте, а я не создаю им лишних проблем. В погожий солнечный день поди не засни, когда какой-нибудь старикан бубнит. Нередко я просыпался без четверти пять и обнаруживал, что все уже ушли домой».

Тем временем старший брат Джорджа Гарри окончил школу и пошел в ученики слесаря. Сестра Лу училась в колледже, а Питер поступил рихтовщиком на автозавод.

Гарольд, отец Джорджа, по-прежнему водил автобусы, но вдобавок стал известным профсоюзным деятелем. Часто захаживал на Финч-лейн, в клуб Ливерпульской корпорации для водителей и кондукторов. В пятидесятых выступал ведущим на большинстве субботних вечеринок и представлял гостей.

«Одним из первых комиков, которых мы запустили в большой мир, был Кен Додд. Мы смотрели его выступления в клубе, пропуская по рюмочке, и понимали, что он ужасно смешной, только он всегда боялся сцены. Но в конце концов решался и выходил. У него был номер „Дорога в Манделей“ — он выступал в шортах и тропическом шлеме. Это было что-то. По-моему, тогда он был гораздо смешнее, чем сейчас».

Гарольд Харрисон, естественно, был доволен, что Джордж в школе вроде бы взялся за ум. Из трех сыновей только Джордж ходил в среднюю школу, и Гарольд надеялся, что у сына все пойдет хорошо. Усердный, педантичный профсоюзный деятель, он жалел, что ему самому не выпало в жизни таких шансов.

Подобно тете Джона Мими и отцу Пола Джиму, Гарольд считал, что образование — единственная возможность не только развиться, но и добиться уважения и успеха.

Хорошая надежная работа — вот чего хотят большинство родителей для своих детей, и особенно это касается поколения Гарольда Харрисона. Гарольд пережил ужасное время Депрессии тридцатых, подолгу сидел без работы и кормил семью на скудное пособие.

По-видимому, независимость и пренебрежение к авторитетам Джордж унаследовал не от отца. Суровая жизнь, вероятно, внушила Гарольду потребность в стабильности. А вот мать всегда была Джорджу союзницей. Она хотела, чтобы все ее дети были счастливы. Ее не заботило, что именно их занимает, — лишь бы они получали удовольствие.

Даже когда Джордж увлекся очевидной ерундой — хобби, из которого явно не выйдет ни надежной работы, ни респектабельности, мать все равно его поддержала.

Миссис Харрисон не просто весела и открыта. На свой манер она, в отличие от других родителей битлов, любит жизнь во всех ее проявлениях.

6

Джордж и The Quarrymen

Миссис Харрисон всегда любила музыку и танцы. Вместе с мужем она почти десять лет вела класс танцев — в основном бальных — в Клубе водителей и кондукторов на Финч-лейн.

Джорджа, насколько помнят родители, в детстве музыка не интересовала. «Но он никогда не упускал случая устроить представление, — говорит миссис Харрисон. — Прятался за спинкой кресла и показывал кукольный театр».

Только на четырнадцатом году жизни Джордж вдруг принялся рисовать гитары на любом клочке бумаги. «Однажды он сказал мне: „Один парень в школе купил гитару за пять фунтов, но мне отдаст за три. Может, купишь?“ Я сказала: хорошо, сынок, если правда хочешь — я куплю. У меня тогда был кое-какой заработок. Я снова устроилась в овощную лавку, как до замужества».

Первым воображение Джорджа поразил Лонни Донеган. «Прежде я знал поп-певцов — Фрэнки Лейна, Джонни Рэя, — но они меня не интересовали. Может, считал, что не дорос. А вот Лонни Донеган и скиффл пришлись мне в самый раз».

Гитара, которую купила мать, три месяца провалялась с шкафу, всеми забытая. «Гриф крепился к корпусу винтом, — объясняет Джордж. — Я попытался поиграть, снял гриф и не смог поставить назад. Ну и закинул гитару в шкаф. Потом опять про нее вспомнил, и Пит мне ее починил».

«Джордж хотел выучиться сам, — рассказывает миссис Харрисон, — но у него не очень-то получалось. Говорил: „Я никогда этому не научусь“. Я отвечала: „Научишься, сынок, научишься. Ты только не бросай“. И он играл, пока не стирал пальцы в кровь. А я твердила: „Научишься, сынок, научишься…“ Сидела с ним до двух, до трех часов ночи. Каждый раз, когда он говорил: „Я не смогу“, я отвечала: „Сможешь, сынок, сможешь…“ Сама не пойму, почему так его подбадривала. Он хотел научиться, и мне этого было достаточно. Может, подсознательно я вспоминала, как в детстве много чего хотела уметь, а никто меня не поддерживал.

Поэтому, когда на Джорджа нашло это увлечение, я помогала чем могла. В конце концов он так продвинулся, что я уже не могла оценить его успехи. Как-то раз он говорит: „Мам, ты совсем не разбираешься в гитарах, да?“ Нет, говорю, не разбираюсь, но ты продолжай, я уверена, у тебя все получится. Не бросай. А он мне: да нет, я не то имел в виду, просто хотел попросить новую гитару, получше. С гитарой, говорит, как с губной гармошкой. Некоторые ноты на ней просто не возьмешь — нет такой возможности. Ну, естественно, с гитарой за три фунта этот момент рано или поздно должен был настать.

Я сказала: конечно куплю тебе новую гитару. Стоила она тридцать фунтов. Электрическая, что ли.

Питер тоже занялся гитарой. И я вот сейчас думаю — у него, кажется, гитара появилась раньше. Купил сломанную за пять шиллингов. Склеил, натянул струны, отличная вышла гитара».

«Да, мама поддерживала меня, — вспоминает Джордж. — А главное, никогда не пыталась отбить мне охоту чем-нибудь заниматься. Вот за это ей и отцу спасибо. Если детям запрещать, они же все равно сделают по-своему — так что пусть уж делают. Мне разрешали поздно приходить домой, если охота, разрешали выпить, когда охота. Ночные гулянки и выпивки закончились у меня тогда, когда у других только начались. Наверное, я поэтому сейчас и не пью. Я к десяти годам уже все попробовал».