Читать книгу "Сегодня – позавчера. Испытание огнем - Виталий Храмов"

Все четыре морды расплылись в довольных улыбках:

– Лается, значит, оклемался.

– Я тебе сейчас, Кошара, подвес паховый узлом завяжу! Почему оставили пост?

– Так не в кого стрелять, выбили немца из всех трёх домов.

– Значит, сейчас в контратаку попрут. Снимайте пулемёты с танка, несите боеприпасы, готовьте огневые. Исполнять! Одна нога здесь, другой не вижу!

Убежали. И Сергей ушёл, кивнув мне.

– Прохор, что там у меня? – спросил шёпотом, боясь поглядеть на свою голую, по холоду чую, грудь.

– Пуля пробила броню, – зашептал он громоподобно на ухо, – ватник, развернулась, проникла в тело и сломала ребро. Пулю я уже извлёк, всё заживил. Надо в повязке походить. А этот шрам откуда? Страшный.

– Так меня уже второй раз простреливают. Тот раз только тебя не было. Гнить начало. Ножницами отстригали. Много раненых?

– Много. Я сильно не залечиваю. Чтобы не умирали.

– Правильно. Принимай это направление на себя. Ночью отправим в тыл. Так! Тогда нечего тут прохлаждаться. Ох, блин, жизнь моя жестянка! Ещё пяток боёв – и буду я одним сплошным шрамом.

Оделся, надел опять пробитый броник, нашёл свой пулемёт – на входе стоял. И два барабана к нему рядом. Поднялся по лестнице. Политрук меня ждал наверху, баюкая руку на перевязи.

– Что ты, комиссар?

– Ротный КП в танке устроил. А я тут старший, получается. А что к чему, ума не приложу… Второй бой… Учили нас по ускоренному курсу… И политрук я…

– Ладно, не дрейфь, Серёга, начистим мы гостям репу. Пойдём, огневые проверим. Взводные хоть есть?

– Утром были.

– Найди. Если выбыли, новых назначь.

– Кого? Я людей ещё не знаю.

– Да по хрен пока! Потом переназначим. А командиры должны быть. Что за мародёрство?! – заорал я на бойца, шманавшего труп немца.

– Так ему всё едино, а мне пригодится.

– Марш оборудовать огневую! Не то сам так же валяться будешь! Бегом, сын шакала! Стой! Ты из шайки Брасеня? Ко мне его кликни, перетереть нам с ним надо. Живее шевели поршнями! Скажи, я звал!

– А ты кто будешь? – боец встал в позу. Сразу видно блатного. От души ему отвесил оплеуху, так что опрокинул.

– Понял, кто я, фраер картонный? Позы мне тут лепить будешь! Метнулся резким поносом, пока спотыкалки не повыдёргивал. И запомни: Медведь я! Меня весь вермахт боится!

Брасень явился довольно быстро. И с ним полвзвода вооружённых уголовников.

– Брасень! Живой, волчара ты лагерная! – как будто обрадовался я ему, раскинул руки, как для объятий, но словно только тут увидел бойцов и показательно удивился: – Ты что ж это, штурмом меня брать решил? Так ты ошибся, враг наш там, – я кивнул в сторону немцев, – а как его порешить, надо ещё тыковки поломать – в одной мы лодке с тобой. И дорога у нас одна – на Берлин. Так что отошли своих сявок, тема не по их бестолковкам.

Брасень нахмурился, обернулся, кивнул. Толпа отшатнулась назад.

– Чего звал?

– Слух ходит, что скороварка на твоих плечах довольно неплоха. Предлагаю место в своей упряжке. Рядом со мной и вот этим молодым человеком, что комиссаром нашим является.

Брасень сплюнул сквозь зубы:

– Не по пути мне с комиссарами и легавыми.

– Так выбора-то ни у кого нет, – пожал я плечами, – на нас напала самая сильная армия мира. Одолеть её можно, но только навалившись всем разом. Кто не с нами, тот против нас. И третьего нам не дано.

– Вот тут ты брешешь, начальник. Я против немца, но не с вами. И в красный цвет меня не перекрасить.

– Никто и не пытается. Я сам не красный. И легавым меня зря обозвал. Сейчас не тот момент, когда можно в сторонке отсидеться, тыря по-тихому, не отсвечивая. Знаешь, ночью нет других цветов, кроме чёрного и белого. Красный выглядит чёрным, кстати. Сейчас для Руси как раз наступила ночь. Не одолеем немца – через полвека не станет русских.

– Куда же они денутся? – усмехнулся Брасень.

Я ему вкратце рассказал о планах Гитлера по освоению славянских земель. Очень кратко. С естественным для нацистов очищением этих земель от других людей.

– Брешешь! Быть такого не может!

– Я разве не рассказывал о заживо сожжённых деревнях? Посмотри на этот дом. Тут люди жили. Где они? А уменьшившееся вдвое население Киева за полгода оккупации? Тоже я придумал? В Хохланде не осталось ни одного еврея.

– И хрен на них. А где этот Хохланд?

– Это Украина. А кто следующий после евреев и цыган? Мы. Ты, я, комиссар, дети наши, наши семьи. Все, кто думает по-русски. Пока есть хоть один миллион русских – не будет им покоя. Вечно мы будем то царствие небесное строить, рай на Земле, коммунизм, что в принципе одно и то же, то добиваться справедливости.

– Всё, что ты сейчас сказал, мне до фонаря.

– А справедливое перераспределение нечестно нажитого? Не за это ли ты сел? У немцев тоже планируешь возмещать? У них не выйдет. У них поголовное стукачество. Тебя сдадут сразу же. А больше ты ничего не умеешь.

– Я воюю, но я сам по себе. Отвали от меня.

– Не выйдет. За тобой стоят люди. Я тебе тогда ещё сказал: ты или со мной, или труп.

Защёлкали затворы. Я улыбнулся, протянул руку с гранатой на раскрытой ладони. Надо отдать должное Брасеню, он побледнел, но даже не дёрнулся, хотя его подручные растворились в воздухе.

– Тебе снайпер совсем мозги отстрелил, или у тебя колокольчик чугунный? – ухмыльнулся Брасень.

Я подошёл к нему, вложил гранату в его руку, сжал ее, шепнул ему на ухо:

– Притворяюсь психом отмороженным. Отличная легенда. Я же трижды контужен. Советую.

Брасень ухмыльнулся кровожадно, обернулся на звук – это возвращались его подручные:

– Пшли вон, шакальё сыкливое!

Потом мне:

– Зачем я тебе? Мне больше по душе роль простого смертника.

– Использовать тебя как смертника – непозволительная роскошь. Ты коронован? Общак держал?

– Ну?

– Не запряг! Ты в армии, а не на малине! Отвечать как положено, волчара лагерная!

– А ты на меня не рыкай, начальничек тоже мне нашёлся! Коронован, держал.

– Будешь у нас ротным старшиной.

– Да ты чё, Медведь, какой я, к херам, старшина? Да и есть старшина уже.

– Он не справляется со своими обязанностями – он, крыса, ворует у роты, люди до сих пор не кормлены, боепитание не налажено, трофеи не собраны и не распределены, раненые не эвакуированы, павшие не захоронены. Он скоро возьмёт самоотвод.

– А он об этом знает?