Читать книгу "Счастье любит тишину - Татьяна Алюшина"

И эту их привязанность было невозможно остановить.

Мужчина приехал в том же поезде, что и Евгения, только в другом вагоне, поставив ей условие:

– Хочешь быть со мной, пропиши меня в Москве, как хочешь, но пропиши!

И она сделала это всеми правдами и неправдами, бегала в какие-то инстанции, собирала документы и прописала-таки его в коммуналке, где проживала мама Леонида Николаевича, которая оставила квартиру детям. Правда, повезло, прописали героя-любовника временно, на пять лет, да и то потом… ну об этом позже.

Уже через неделю стало понятно всем родным, что с Евгенией Борисовной происходит и творится что-то непонятное – она постоянно пропадала после работы, возвращалась за полночь возбужденная, глаза лихорадочно горят, стала по-особому одеваться, молодиться, прихорашиваться, похудела и была вся погружена в какие-то свои мысли, загадочно и отстраненно улыбаясь.

Леонид Николаевич пытался поговорить с женой начистоту, выяснить, что происходит, но она недовольно отмахивалась, злилась его вопросам и совершенно отказала ему в интимной близости, что-то наговорив про возрастные изменения и что, мол, ей стало это болезненно.

Но теперь-то он ясно видел ненормальность поведения жены и предпринял еще несколько настойчивых попыток поговорить с ней и все выяснить, но она резко отказывалась, объясняя, что ужасно устает на работе, разве он не видит! У них новый проект, аврал, и она приходит ночью еле живая – о чем тут говорить!

Ну, может, подумал тогда он.

Дальше становилось все хуже и хуже и непонятней – сначала из дома пропали деньги, которые откладывали на ремонт и новый холодильник, расследование ни к чему не привело, никто не признался, и решили, что куда-то засунули, перепрятали и забыли.

– Что значит засунули? – возмутился Леонид Николаевич. Он совершенно вменяемый, здравомыслящий человек, знающий, что и где находится в его хозяйстве. И все же не нашли, жена нервничала, возмущалась каждый раз, когда обсуждали пропажу, и тему как-то потихоньку замылили, как говорится, до выяснения.

Потом Евгения устроила скандал, когда ее попросили посидеть с внуком в выходной день, заявив, что у нее есть и свои важные дела, а раз родили, то вы и занимайтесь, и, хлопнув в сердцах дверью, куда-то ушла и не возвращалась до поздней ночи.

Потом пропали все ее золотые украшения, вот тогда-то Леонид Николаевич и осознал в полной мере, что в их семье происходит нечто совсем уж плохое. И пошел к проходной завода, на котором работала Евгения Борисовна, поговорить с ее начальством про этот их странный затянувшийся аврал.

Вот там он и увидел ее с этим мужчиной.

И все сразу понял.

Ночью, дождавшись ее возвращения, он усадил жену в кухне напротив себя и сказал, что видел, как она целовалась с мужчиной.

И тогда случилось что-то дикое! Она рассмеялась каким-то ненормальным, утробным смехом, сказала, что рада, что муж наконец все узнал и теперь можно ничего не скрывать, призналась, что встретила мужчину всей своей жизни и он настоящий, не в пример Леониду.

Она говорила и говорила, как любит ее тот мужчина и что она первый раз в жизни и только с ним поняла, что такое настоящее удовольствие… и несла что-то еще на грани нормальности.

– Хорошо, – остановил этот мутный признательный фонтан Леонид Николаевич. – Если у тебя такая любовь, ты можешь идти к нему, я тебя отпущу и на развод сам подам.

– Он снимает угол у своих родственников, я сделала ему прописку у твоей мамы, правда, временную. Я буду жить здесь, – объявила Евгения с победным видом. – А вот когда мы найдем нормальную квартиру, тогда я и уйду к нему!

– Это ему ты отнесла деньги и золото? – спросил ее муж.

– Ему очень были нужны деньги, его обокрали, а мы еще заработаем, – отмахнулась она.

Леонид Николаевич был вынужден на следующее утро объясняться с сыном и невесткой, которые слышали весь их разговор с женой.

С той ночи начался ад их жизни.

Теперь Евгении не надо было скрываться и врать, и она жила как хотела – приходила поздно ночью, частенько под хмельком, а то и вовсе пьяной, в любое время дня и ночи мог позвонить ее мужик, совершенно не стесняясь уже никого из домочадцев, и она тут же неслась к нему на зов. Она отдавала ему всю свою зарплату и могла несколько дней ничего не есть, постоянно находилась в состоянии перевозбуждения, глаза ее лихорадочно блестели, она начинала что-то говорить и забывала на половине фразы, о чем говорит.

А однажды произошла и вовсе ужасная история, после которой уже никто из родных не мог относиться к Евгении Борисовне как к нормальному, адекватному человеку.

В редкий выходной день, когда она оказалась дома, невестка с сыном затеяли генеральную уборку и попросили маму погулять с малышом, пока они тут убирают.

Леонида Николаевича в тот день неожиданно вызвали на работу, там случилась какая-то небольшая, но неприятная авария. Аварию ликвидировали быстро, и уже к обеду он возвращался домой, как вдруг заметил в сквере через дорогу знакомую коляску, над которой склонилась какая-то женщина.

Внучок Ванечка заходился страшным ревом, а женщина качала коляску, пытаясь его как-то успокоить.

– Ваш? – спросила она строго подошедшего к ней Леонида Николаевича.

– Наш, – подтвердил он.

– Что ж вы, мужчина, ребенка одного без присмотра оставляете? – напустилась на него незнакомка.

– Как одного? – не поверил он. – С ним бабушка была.

– Ушла ваша бабушка, – сообщила ему женщина. – Уж час назад, как ушла. Забирайте, – двинула она ему коляску. – Нам с Сережей, – и она кивнула на своего сынишку, возившегося в песочнице, – давно домой пора, а мы тут с вашим младенцем занимаемся. Хорошо хоть я вас помню, вы часто с ним гуляете, а так бы в милицию отвезла и заявление написала.

Он поспешил поблагодарить женщину, и она рассказала, что к Евгении Борисовне подошел какой-то мужчина, явно кавказец, они с ним о чем-то поговорили и ушли вдвоем, а коляску она просто оставила.

Бесполезно было о чем-то с ней говорить, вразумлять и стыдить. Коля с женой попытались поздно вечером, когда она вернулась, но Евгению не интересовало ничего, она просто отмахнулась:

– Вот сами и гуляйте с ребенком, а у меня своя жизнь.

И ушла спать.

«Своя жизнь» бросил ее через месяц, найдя себе другую, помоложе и с жилплощадью.

И началось в семье еще более дикое безумие! Евгения Борисовна бегала за «мужчиной своей жизни», подстерегая его везде, где могла, рыдала, орала, выла, уговаривала его вернуться и обещала, что все для него сделает, она бросалась в ноги Леониду Николаевичу и умоляла его перевезти к ним маму жить, а ее возлюбленному отдать ее комнату в коммуналке и тогда к ней вернется ее единственная любовь.

Они запирали Евгению на замок, чтобы остановить, когда она рвалась из дома, но она выбиралась через окно на карниз подъезда, спускалась по нему и бежала к тому мужчине. Они врезали замок в дверь спальни и запирали ее там, и она выла, кричала, требовала, чтобы ее отпустили, и билась в дверь.