Читать книгу "Сен-Жюст. Живой меч, или Этюд о счастье - Валерий Шумилов"

Крестьянин-пахарь каждый день с землей Своей рукой, иссушенной нуждой, За хлеб длит бесконечную войну. А дома безутешную жену Он видит в нищей хижине без сил. Так кто грабеж народа допустил? Король? Король! – Его царит закон! Так что ж тогда, скажите, будет трон? Всего лишь позолоченный чурбан! За ним – ложь, войны, похоть и обман! Двор – это преступлений лабиринт, Где золото – как Ариадны нить! Где истину легко заменит лесть! Почет там силе, а в продаже честь! Там пот и слезы подают на стол, Ты там бы справедливость не нашел

[36]. -

записал я в конце «Органта». И в моих, тогда резко революционизировавшихся настроениях не было ничего удивительного: поэма завершалась как раз тогда, когда вся Франция вдохнула наконец первое дуновение свободы, – началась подготовка к выборам в Генеральные штаты. А я, шевалье де Сен-Жюст, не могущий по возрасту быть даже выборщиком, уже чувствовал себя гражданином новой нарождающейся страны Свободы. Ибо я всегда помнил слова великого Руссо, ставшие символом целого поколения: «Человек рождается свободным, но повсюду он в оковах. Иной мнит себя повелителем других, что не мешает ему быть рабом в еще большей мере, чем они…»

(Окончание отрывков из дневника)

* * *

Уже во время революции Сен-Жюсту удалось увидеть трех людей, имевших прямое отношение к бурному веку Просвещения (и все еще живущих!), чьи труды, начатые задолго до революции, оказали немалое влияние на формирование мировоззрения нескольких поколений. Хотя настоящим «энциклопедистом» из этих троих был только один – философ Кондорсе, депутат Законодательного собрания и Конвента, тот самый, который, преследуемый робеспьеристским правительством, летом 1794 года был вынужден покончить с собой в тюремной камере в вечер своего ареста, и уликой для арестованного в глухой сельской местности бывшего автора проекта жирондистской конституции послужил напечатанный на латыни томик стихов Горация. Вторым был Марат, «врач неисцелимых», известный до революции талантливый ученый-экспериментатор. Третьим был председатель секции Пик, секции наиболее любимой Робеспьером, гражданин Сад, бывший маркиз, поклонник Марата, философ и литератор, к сожалению, тогда почти совсем еще неизвестный широкой публике.

РЕТРОСПЕКЦИЯ 1

ПОСТСКРИПТУМ ПАВШЕЙ РЕСПУБЛИКЕ

…И вот когда был объявлен приговор и осужденных отвели в арестное помещение, куда очень скоро за ними должны были явиться служащие Сансона, чтобы вести их на гильотину, то в тот момент, когда дверь за офицером, командующим караулом жандармов, закрылась, Гужон, самый молодой из осужденных, быстро и решительно вытащил спрятанный в складках своей одежды длинный нож, который в последнее предсмертное свидание передал ему его младший одиннадцатилетний брат, и, направив острие в свою грудь, ударил им себя в сердце и упал мертвым к ногам Ромма. Его тело еще не успело коснуться пола, как создатель республиканского календаря уже схватился за черную рукоятку кинжала и в одно мгновение, выдернув его из груди мертвого поэта, вонзил острое лезвие также и в свою грудь. Следом за ним закололся Дюкенуа, революционный монах, отринувший во имя новой Республики Бога коронованных угнетателей, но, видно, истинный христианский Бог, которого он продолжал чтить в своей душе, не оставил его до конца, так что нанесший себе смертельную рану Дюкенуа, прежде чем упасть и испустить дух, еще смог, словно Эпаминонд, выдернуть из своего тела кинжал, обагренный кровью уже троих самоубийц, и передать его следующему за ним Дюруа. Заколовший себя Бурботт вытащил нож из груди еще живого Дюруа. Последним в этой цепи римских смертей был Субрани, бывший королевский офицер, который умер уже по дороге к эшафоту, куда его все же повезли вместе с такими же умирающими Дюруа и Бурботтом. Таков был конец монтаньяров «Вершины», этих «последних римлян», переживших гибель своей истинной Республики почти на год. 29 прериаля III года [37]римская трагедия завершилась. Наступала эпоха Империи.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

ИНИЦИАЦИЯ. МАРТИРОЛОГ ПЛУТАРХА

[38]

Реймс. Весна 1788 года

Все вы воспитались на идеалах древности. Бессовестный лгун Плутарх, не знавший по-латыни, научил вас римской истории; отъявленный негодяй Саллюстий давал вам уроки римской морали; а порнограф Светоний, не уступающий во многих отношениях гражданину де Саду, поселил в ваших душах восторг перед римской простотой нравов… Видит Бог, мы сами достаточно скверный народ, но, по совести, римляне были хуже нас.

М. Алданов. Девятое термидора

Поселившись в Реймсе, Сен-Жюст, прежде всего, обил комнату, где он жил, черной драпировкой с белыми разводами. Там он проводил все свободные от занятий в университете и адвокатской практики часы, с плотно закрытыми окнами, которые тоже были обиты изнутри черными обоями так, что ни один лучик света не попадал в это помещение, напоминавшее теперь находившийся глубоко под землей погреб. Кроме того, он пристрастился ходить на кладбища и спускаться в многочисленные склепы и гробницы, которым так богат был Реймс. «Я беседую там с духами мертвых», – заявлял он любопытствующим, не проявляя никакого желания участвовать в дружеских пирушках своих новых реймских знакомых или, тем более, завести себе подружку.