Читать книгу "Амурский плацдарм Ерофея Хабарова - Михаил Старчиков"

«Кажись, он что про меня знает! – обмер Негожий. – Господи, пронеси, спаси мою грешную душу!»

Однако приказной уже закрывал бумагу, поправляя гусиное перо о чернильницу.

– Высылаем тебя из столицы! – объявил он наконец еле живому от страха минцмейстеру. – В другой раз неча бегать, где попало, дурья твоя башка! В Даурию пойдёшь по этапу, в Нерчинский острог, там мастеровые людишки ой как надобны! Скажи спасибо, что не велел заклеймить тебя для порядка!

Залопотав что-то несвязное, Серафим упал со скамьи на колени и стал истово целовать руку своему «избавителю».

– Ну, будя, будя! – вырвал тот руку с довольной улыбкой. – Мы, чай, в Приказе тайных дел, тоже не звери! Глядишь, там из тебя ещё человека сделают!

Глава XXX. Алёшкина любовь

Отряд Толбузина догнал дючеров через полтора дня, когда те расположились на ночёвку. Заметив в непроницаемой тьме алое око костра, Федот Головлёв тронул за рукав сына воеводы:

– Слышь, Алёха! Вона, горит огонёк-то! Скорее всего они это, душегубы проклятые, нутром чую!

Быстро спешившись, казаки привязали коней в небольшой лощине неподалёку. Специально приученные благородные животные не ржали, поглядывая умными глазами на своих хозяев. Давгур не лаял, а лишь зло рычал и оскаливал зубы, чувствуя, что скоро попробует вкус человеческой крови.

Извиваясь, как уж, Максим Заяц сползал к кострищу, не издавая ни единого звука. Как раз в это время из-за туч появилась луна, залив окрестности мертвенно-бледным светом. Вернувшись, пластун вытер рукавом кровь с расцарапанного ветками лица.

– Они это, дючеры! – сказал он шёпотом, блестя белками глаз. – Пятеро их, с ними девка связанная. Не спят они все, супостаты! Гутарят о чём-то по-своему, я не разобрал!

Недолго думая, казаки сразу же «сообразили», как им стоит поступать дальше.

– Я с Фролом справа зайду! – подытожил их нехитрый план Толбузин. – Максим и Григорий – слева! А ты, Федот, шумни да кого-нибудь из вражин стрелой завали!

Найдя взглядом своего пса, он любовно погладил его по густой чёрной шерсти.

– А ты, Давгурушка, кусай их по-своему, не жалей! – улыбнулся сын воеводы. – Да рычи поболее, чтобы страху на них, иродов, напустить!

Всё было сделано так, как они и задумали. Один из неприятелей был убит стрелой; другому в один момент разорвал горло Давгур. Что-то громко закричала девушка, увидев появившихся из темноты своих неожиданных избавителей.

Однако три оставшихся дючера выхватили сабли, и стали рубиться не на жизнь, а на смерть.

Один из них, особенно искусный в рукопашной схватке, изловчившись, полоснул булатным клинком по горлу Федоту Головлёву. Обливаясь кровью, тот рухнул наземь, тщетно пытаясь зажать руками зияющую рану.

– Ах ты, аспид окаянный! – всадил врагу охотничий нож в сердце его младший брат. – Чего надеял-то!

Отважный пёс в это время свалил на землю ещё одного дючера, готовясь разорвать тому глотку. И вдруг Толбузин в отблесках костра с изумлением увидел, как свирепое животное лижет руки своему поверженному противнику.

Отбросив в сторону саблю, тот попытался встать, с гримасой опершись о раненную в бою руку.

«Лавкай! – сразу же узнал его воеводский сын. – Это же Лавкай, аманат дючерский!»

По всей видимости, тот тоже признал с первого взгляда своего давнего товарища. Не пытаясь сопротивляться, он спокойно дозволил Зайцу связать себе руки сыромятным ремнём.

Четверо других врагов были убиты; ценой казачьей победы стала жизнь Федота Головлёва, умиравшего на руках брата.

– Стало быть, на свою погибель я кострище это увидал! – попытался улыбнуться он посиневшими губами. – Ну да, чему быть, того не миновать, ребята!

Дождавшись последнего вздоха казака, Алексей на прощание коснулся его ещё тёплой руки.

– Аминь! – произнёс с надрывом Фрол, закрывая глаза убитому. – Что я теперь своим скажу – не уберёг братца, и всё тут!

Только после этого Толбузин подошёл к дючерской пленнице, и саблей разрезал её путы. Едва та подняла искрившееся от неподдельной радости лицо, как у него вдруг нежно защемило сердце.

«Господи, что у неё за глаза! – подумал сын воеводы, словно утонув в их прозрачной глади. – Ничего краше я в жизни не видывал!»

Неожиданно поцеловав его прямо в губы от избытка чувств, девушка сама смутилась своей горячности.

– Спасибо тебе, казак! – сказала она, покрывшись румянцем. – Аглаей меня кличут! Если бы не ты с товарищами, стала бы я подстилкой дючерской, и жизнь моя бы закончилась!

– У него вон уже закончилась! – угрюмо сказал Фрол Головлёв, указывая на неподвижное тело брата. – Тебя спасал, девка, только вот благодарности твоей ему не довелось услышать!

Опустившись перед мертвецом на колени, Аглая поцеловала его в быстро холодеющий лоб. Из её глаз скатилась слезинка, упав на щёку погибшего казака.

– Прости меня! – сказала девушка, не сдерживая рыданий. – Лучше бы я погибла, а ты жил!

– Не виновата ты в его смерти! – сказал Фрол, скрестив руки на груди. – Господь решает, кому жить, а кому умирать! Так что не терзай себя, девка! Достойно брательник жил, достойно и смертный час свой встретил!

После этого внимание всех было обращено на Лавкая, спокойно ожидавшего решения своей участи.

– Чужим он был среди дючеров! – вдруг сказала Аглая, указывая на пленника. – Его Лавкаем зовут! Сказывали они, аманатом он был у русских, потому и не лютовал, как сотоварищи его! Не виновен он в смерти родителей моих, и нет на нём ничьей крови!

Переглянувшись со своими спутниками, Толбузин снял с рук дючера кожаную верёвку.

– Коли так, то отпускаем мы тебя! – сказал он, облизывая пересохшие губы. – Иди, куда глаза глядят, но более на нашем пути не попадайся! Другом ты мне был, а теперь, вишь, сабли с тобой в бою скрестили!

Всё это время верный Давгур виновато бегал между ними, и лизал руки то одному, то другому. Всем своим видом он как будто показывал, что хотел снова видеть вместе старых товарищей.

На рассвете казаки похоронили Федота Головлёва и стали собираться дальше. Аглая присоединилась к казачьему отряду, не задавая лишних вопросов своим спасителям.

– Куда направляетесь, если не тайна? – поинтересовался Лавкай у сына воеводы, гася костёр. – Далеко вы от Нежинска забрели, ой, далеко! Однако сейчас очень нехорошее время, так далеко ходить!

– В Кумарский острог идём! – не стал лукавить Толбузин. – К атаману Онуфрию Степанову, если слышал про такого!

Сразу же помрачнев, дючер несколько минут принимал трудное для себя решение.

– Не ходите туда! – наконец сказал он. – В Кумары следует очень большая армия маньчжур, чтобы взять и разорить это место! Цинский генерал Минъандали поклялся, что после взятия острога не оставит в живых ни единого русского!