Читать книгу "Феникс - Эдуард Арбенов"

– Первый комплимент за всю мою практику…

– Неужели?

– Я имею в виду не произношение…

– Ну, это, конечно, нескромно с моей стороны. Но честно. Не смейтесь. У вас нет оснований сомневаться в моей искренности.

– Пока нет.

– И, надеюсь, не будет.

У Обербаум-брюкке машина свернула влево и побежала вдоль Восточного порта. За железнодорожным полотном, что тянулось вдоль берега и речных строений, подступающих к самой кромке, беззвучно плескалась Шпрее. Чистая, почти прозрачная в это время года.

И вообще день был светлым. Как все последние дни. Над городом плыли легкие, почти прозрачные облака, плыли не для того, чтобы затемнить небо, а чтобы только украсить голубизну, оттенить ее краски.

У берега в зелени бульвара ютился скромный ресторан. Очень скромный, без всяких претензий и даже вывески. Возможно, это был просто шпайзехауз, где в полдень обедали портовые рабочие, а вечером заглядывали старички, чтобы осушить пару бокалов пива. Во всяком случае, гаштетт пустовал сейчас и это знал капитан. Остановил машину. Вылез сам и помог выйти своей спутнице. «Мерседес» заурчал, подавая назад и разворачиваясь, а Ольшер повел Рут к ресторану.

Они оказались, кажется, единственными посетителями, если не считать какого-то инвалида, читавшего газету в дальнем углу. Был в гаштетте еще хозяин – сидел за стойкой. Из неживых присутствовал приемник, вполголоса вещавший о торжестве нордической расы. Его вроде слушал хозяин. А возможно, не слушал. Думал под монотонное воркованье динамика.

Ольшер выбрал столик на веранде. Ближе к берегу. В тени плюща, поднявшегося над барьером зеленой стеной.

– Только вино, – предупредила Рут, когда капитан жестом пригласил хозяина.

Появилось вино. Бледное сухое вино. И что-то, напоминавшее крем. В вазочках. Предел возможного в этом гаштетте.

– За нашу встречу, фрау Хенкель.

– Это достойно тоста? – скривилась Рут.

– Безусловно, как всякое историческое событие.

Она засмеялась:

– Уже интересно.

– Главное, важно.

Рут торопливо, слишком торопливо для женщины, припала к бокалу. Жадно потянула вино. Но тут же задержалась. Ей хотелось продлить удовольствие. Цедила и слушала.

– Когда падает человек, не следует произносить заздравных тостов, – начал с необычной, туманной фразы Ольшер.

Она, конечно, подняла брови.

– Я говорю о Чокаеве, – пояснил капитан.

– Да… – пожала плечами Рут. – Внезапная смерть.

– Загадочная…

Через вино, нет, через чистый край стекла Хенкель глянула на эсэсовца.

– Возможно…

– Самое загадочное в этом, – взял свой привычный жесткий тон Ольшер, – удивительное совпадение событий. Один общий наш знакомый покинул госпиталь за час до кончины своего шефа и учителя. Нет, даже не за час, за сорок семь минут…

– Какая точность!

– Обычная. – Капитан нахмурился. Он не любил, когда иронизировали по поводу оперативности его ведомства. Ольшер гордился точностью не как немец, а как подчиненный Гиммлера. – Разве фрау Хенкель располагает другими сведениями?

– Я не работаю в госпитале. Не встречаю и не провожаю посетителей. Как любезно заметил капитан, мне более удается роль диктора «рундфунка».

– Но наш знакомый мог заметить время, – вкрадчиво, с язвительностью произнес Ольшер.

Рут допила вино и поставила бокал, ожидая, когда капитан наполнит его вновь. Намек был достаточно откровенным. Но он не смутил Хенкель. К ней неожиданно пришла так знакомая Ольшеру веселость. Она расхохоталась. Рут всегда смеялась, чувствуя опьянение. Легкое опьянение.

– Бог мой, до чего же вы забавны, капитан, с этой таинственностью… К чему она?

Ольшер прикусил губу. Он, кажется, преувеличил опасность. Все довольно просто. Госпожа Хенкель прекрасно его понимает. Как мог он, опытный разведчик и психолог (капитан считал себя психологом, и не без основания), так просчитаться.

– Вы знаете, кто убил Чокаева?

Рут свела ресницы, свои густые, синие от туши ресницы, и через просвет в упор глянула на Ольшера. Сказала с улыбкой:

– Нет.

– И не догадываетесь…

– Нет.

– Это даже остроумно. Обворожительная улыбка, задумчивые, все говорящие глаза и категорическое – нет.

– Вы интересный собеседник, капитан.

– Только?

– Остального я не знаю… Я ведь не служу в вашем ведомстве.

Ольшер напустил на себя холодность. Сказал сухо:

– Вы служите в ведомстве господина Менке.

– Боже мой, капитан. Вы забывчивы. Я – диктор «Рундфунка», французского вещания.

– Нет, я не забыл. И все-таки вы в ведомстве Менке.

– Вы предполагаете во мне слишком высокие дарования. Я – и рейхстаг. Скромный попугай, разговаривающий по-французски, и – Восточное министерство. У меня просто кружится голова от похвалы.

– Мне показалось, что тут повинно это легкое вино, – Ольшер пригубил бокал. Но только пригубил. Даже не глотнул. Рут же выпила все. Подставила снова бокал, и капитан наполнил его. Цедя неторопливо из бутылки, он заметил: – Скромность не мешает вам примерять платье шахини.

Рут весело, озорно вскинула брови. Она поняла капитана. И потому, что поняла, зарделась от удовольствия. Ольшер сформулировал то, о чем диктор «рундфунка» только думала. Втайне. Она поставила бокал. Положила руки на стол и, наклонившись вперед, посмотрела с вызовом на эсэсовца:

– Вы почувствовали это?

Капитан смутился. Делано, конечно. Ему выгодно было смутиться – слишком откровенным стал разговор.

– Я просто предположил…

– Кстати, капитан, что такое шахиня? Там, кажется, применяют другой титул.

– Кажется… Об этом лучше спросить барона. Он лучше меня знает историю Востока. И ближе знаком с вами. Вы можете быть с ним совершенно откровенны.

Глаза Рут сузились. Большие глаза, все в них приметно. Ольшер мог читать по ним совершенно свободно ее мысли.

– Вы ревнуете, капитан?

Она не то хотела сказать. Эсэсовец догадался, ему предлагали деловой контракт.

– Я семейный человек, фрау Рут. Обремененный заботами и обязанностями мужа и отца. Никакие другие чувства меня не беспокоят.

– Так ли?

– Разве я чем-либо опроверг подобное мнение?..

– Нет, видимо… Но могли бы.

– Не только я, фрау Рут, способен видеть в других высокие дарования. Вы тоже.

– Благодарю. Поэтому нам лучше быть откровенными, коль скоро мы оба видим то, чего нет, а может, то, что действительно есть. Как вы находите, господин капитан?