Читать книгу "На расстоянии звездопада - Георгий Ланской"

– Уль, мы ей говорили, правда, – сказала Даша. – Но Таня же лучше всех всё знает. Не знаю, на что она рассчитывала. Работы в городе почти нет. Она пристроилась тут в газету, где ты работала, только ее быстро оттуда попросили… Но пока трудилась, успела взять кредит, накупила барахла, мы и опомниться не успели.

Ульяна поджала губы.

Работы в городе и правда не было. После развала союза провинциальное Юдино стало первой более-менее крупной станцией вблизи границы с Казахстаном. Необходимость таможенного поста в мгновение ока сделало город перспективным для градостроительства. За короткий срок тут выросли пятиэтажки, в одной из которых жила теперь мать Ульяны. Попасть в таможню на работу было пределом мечтаний для большинства горожан. А потом Казахстан, Белоруссия и Россия создали Таможенный союз. Границы сделались более прозрачными, и таможенную службу упразднили. Квартиры моментально обвалились в цене, а Юдино вновь вернулось к своему жалкому существованию.

Хуже всего было Таньке. Она успела устроиться в таможню на какую-то малозначительную должность, но, не успев встать на ноги, вновь оказалась за бортом. И если кому-то после увольнения предлагали варианты, брать на работу скандальную ленивую Татьяну Некрасову никто не хотел.

– Да пофигу барахло, – зло сказала Ульяна. – Почему вы позволяете ей так обращаться с матерью?

Вася брякнул ложкой и посмотрел на сестру исподлобья.

– Вот ты умная какая! – сердито пробубнил он. – Иди и сама попробуй с ней справиться. Маменька вечно защищает, жалеет и ее, и Карочку… Две здоровые лошади сели на шею и ножки свесили, а мать все терпит.

– Ты что, не можешь с ними поговорить? Я бы на твоем месте Карочке наваляла по первое число!..

– Наваляла бы она… Хорошо тебе из Москвы указывать, – буркнул Вася и, отложив ложку, потянулся за сигаретами.

– Не кури за столом, – сказала Даша. – Вон, на улицу иди… Уль, мы пробовали. И говорить и навалять. Танька сразу бросается в драку, мать встает горой, а Карочке Вася всыпать пытался, но она сказала: тронешь, напишу заявление, что ты меня изнасиловал.

Ульяна вытаращила глаза.

– Что?

– Тебе что, уши купировали? – спросил Вася от дверей. – Сказала, что посадит меня, а Таня вторила. Говорит: в свидетели пойду! Нахватались умных советов от подружек, подлючки…

Ульяна закатила глаза и беспомощно всплеснула руками. Вася открыл дверь нараспашку, сел на пороге и закурил, нервно выдыхая дым наружу. Сизые клубы, поднимаясь кверху, медленно втягивались обратно в дом.

– Господи… В свидетели чего? – воскликнула Ульяна. – Она свечку что ли при этом бы держала? Нет, я даже не в силах поверить в этот идиотизм. Можно подумать, им кто-то поверит…

– Не умничала бы ты, дорогая, – поморщился Вася. – Понятно, что не поверят, но крови выпьют будь здоров. У меня уже руки опустились. За этой припадочной не заржавеет заявление накатать, а на работе разбираться не станут. У меня двое детей. Выкинут вон, куда я пойду?

– Раз ты не можешь, я смогу. Меня ведь она не обвинит в изнасиловании, верно? В конце концов, квартиру матери я покупала. Потребую, чтобы Танька съехала.

– Ну-ну. Овощ в помощь.

– В смысле?

– В смысле, хрен с тобой, пробуй. Надолго ли твоих усилий хватит? Мать ее никуда не отпустит, а даже если и выгонишь, она после твоего отъезда вернется, ляжет у порога и будет умирать. Помнишь ведь, как она чуть что – сразу при смерти.

Ульяна помнила. Сестрица и правда, в случае малейшей опасности была готова прикинутся мертвой, перевернуться на спину, скрючив лапки, и даже туловище мелом обвести, лишь бы пожалели. Мать всегда верила, квохтала вокруг симулянтки, да еще подгоняла старших, не желавших подносить умирающей еду и питье.

– Уль, если бы маманя сама хоть сколько-нибудь характера проявила, мы бы ей помогли. Но она всегда на ее стороне. Танька нас не слушает, а Каролина вконец оборзела. Мы и разговаривали, и ругались, и влиять как-то пытались: без толку, – мягко сказала Даша. – Чего ты не ешь? Может, тебе чаю налить?

– Дурдом какой-то, – вздохнула Ульяна.

– Между прочим, ты могла бы больше уделять внимания семье. Нечего все на нас сваливать, – сказал Вася.

Из его голоса сочилось ядовитое ехидство, отчего Ульяна привычно огрызнулась.

– На тебя свалишь.

– Ты на нас не злись, но тут и правда ничего не сделать, пока маманя сама не одумается, – сказала Даша, сгребая со стола посуду.

Ульяна махнула рукой, вышла на улицу и уселась во дворе на скамейку, щурясь на яркое солнце. Васькин алабай, здоровый, солнечно-рыжий лениво посмотрел на Ульяну, подумал, а потом подошел ближе, уселся рядом, подставляя толстую задницу с обрубком хвоста, чтобы почесала.

Ульяна рассеяно почесала его спину, думая о своем. Василий вышел из дома, сел рядом, отпихнув льнувшую к нему собаку. Пес отошел на шаг, вернулся, уселся рядом и навалился на ногу Василия, блаженствуя от счастья.

– Ты чего приехала вдруг? – спросил Вася.

– Сама не знаю. Просто взяла и приехала. Соскучилась, – мрачно ответила Ульяна. – Что я, соскучиться не могу?

– Можешь. Только я не верю, что ты вдруг заскучала. Когда такое было? Может, скажешь брату любимому?

– Отстань, любимый, – вздохнула Ульяна и отвернулась. Вася помолчал. Алабай повернул лобастую голову к Ульяне, мол, чеши, не филонь, и она снова погладила его между лопаток.

– После твоей передачи тут много чего изменилось, – сказал Вася. – Мы, честно говоря, не ожидали, что ты так будешь всех дерьмецом поливать.

– Да я сама не ожидала, если честно.

– Да ладно?

– Вот тебе и ладно. Может, я одумалась и вернулась попросить прощения у каждого лично? – усмехнулась она. – Челом бить, так сказать.

– Да, судя по Синичкиной, у тебя это отлично получается. Я как увидел вас вдвоем, сразу понял, что тебе сейчас все космы повыдирают. У нас, кстати, все ворота расписали после передачи. Вовка говорит, что видел Валентину, но я как-то слабо представляю себе старушку с баллончиком краски.

– А что написали?

Василий сказал. Ульяна громко рассмеялась, чем вызвала недовольство пса, нервно покосившегося, но потом придвинувшегося ближе и навалившегося теперь на ее ногу.

– И только-то?

– Смешно ей, – возмутился Вася. – Мы, между прочим, ворота перекрашивали три раза за месяц. Сейчас, вроде, поутихло все, но не удивлюсь, если сегодня опять понапишут всякое. Окна бы не выхлестали. Ты вообще надолго?

Ульяна пожала плечами, вытянула из лежавшей на скамейке пачки сигарету, сунула в рот и торопливо прикурила. В голосе брата чувствовалось беспокойство и скрытая инстинктивная тревога: то ли за собственное благополучие, то ли за нее. Ульяна бегло подумала, что в отличие от Таньки, и даже матери, Вася сразу почуял, что возвращение сестры не связано ни с чем хорошим. Но объяснить ему, в чем дело она не могла, да и не хотела. Греясь на увядающем августовском солнце, она лениво чесала блаженствующего пса, стараясь не смотреть брату в лицо.