Читать книгу "Охотник. Здесь слезам не верят - Евгений Щепетнов"

Почему он придумал историю с нападением бандитов? А что оставалось делать? Попробуй-ка, расскажи историю о том, как живой труп, которому воткнул в живот скальпель, сел и врезал эксперту в морду! Зомби! То, что труп был трупом, когда его привезли, Семен Георгиевич был уверен на сто процентов. Тело холодное, пульс не прощупывается, что еще-то надо? Осмотреть как следует, когда принимал? Ну, если всех покойников осматривать, когда их привозят – когда жить?! Да и мысли были не тем заняты… день рождения ведь на носу! Санитары смотрели. Все равно вскрывать – тогда и осмотреть, как обычно.

Нет уж, бросить тень на свою репутацию профессионала, и это после стольких лет работы патологоанатомом? Не смог определить, что перед ним живой человек? Стать посмешищем для всего врачебного сообщества? Да ну его на хрен, этот труп! Украли, и все тут! Трое похитителей, все в камуфляже и в масках, попробуй узнать! И вырубили. И труп пропал. Камер видеонаблюдения нет – давно говорил руководству, что надо поставить – так кто виноват? Вот и дождались проблем! А про костюм знать незачем – кому он нужен, этот старый костюм?! А вот труп нужен, да. И потому – пора звонить. В УВД звонить – пусть подергаются!

Семен Георгиевич пододвинул к себе служебный телефон, сделанный еще во времена благословенного Советского Союза, и медленно набрал номер, кривясь от боли в разбитом лице. Лицо уже начало опухать, и Семен Георгиевич с тоской подумал о том, что для юбилея такая физиономия точно не годится. И ведь угораздило, черт подери! На последнем дежурстве! Или крайнем? Так любят говорить летчики, парашютисты и пижоны, которые хотят примазаться к сонму крутых профессионалов. Да какая разница – крайний или бескрайний, результат-то один! Тьфу! Вот же денек, а?!

– Слушаю, дежурный капитан Самсонов!

– Слушай, Самсонов… – Семен Георгиевич запнулся и помолчал секунды две, продолжил уже бодрее: – Это эксперт, Семен Георгиевич. Пришли-ка ко мне группу. На нас совершено нападение, труп пропал. И давай побыстрее. И «Скорую» пришли – мне башку разбили…

Через пять минут Семен Георгиевич сидел в кресле, уставившись в пространство, и, преодолевая дурноту, думал о том, кто же был этот странный парень, ставший зомби, и куда этот зомби отправился.

А еще – о том, что стоило все-таки смотреть сериалы про живых мертвецов. Похоже, что доля правды в них все-таки есть. Не стоило смеяться над «зомбятиной», вот оно как все вышло…

* * *

Очнулся от острой боли в животе. Боль нарастала, тело выло, требуя устранить причину боли, и тогда человек сел, открыл глаза, увидев перед собой странную фигуру в зеленой одежде, с размаху ударил прямо по маске, скрывавшей лицо негодяя!

Ударил раз, ударил два, негодяй упал.

Еще несколько ударов. Маска сдвинулась набок, открывая лицо человека в годах, испуганного человека, и рука остановилась, не завершив смертельный удар, ломающий шею, перебивающий позвонки. Нападавший уже не представлял собой опасности, так зачем его убивать? К тому же в голове четко прозвучал сигнал – нельзя! Не убивай!

Тот, кто не помнил своего имени, подчинился внутреннему голосу, тяжело встал, побрел вперед, на выход. Он не знал – почему так делает. Его разум, его личность были подчинены сигналам, исходящим откуда-то из глубины поврежденного мозга. Он ЗНАЛ, что так будет правильно, а раз это правильно – нужно исполнять. Инстинкт самосохранения – больше ничего.

Обрывки стройной вязи знаний, из которой собственно и складывается личность, были разбросаны по всему мозгу, вот только связи между ними нарушены, и теперь работал только он, единственный – инстинкт самосохранения, толкающий вперед, требующий делать ПРАВИЛЬНО.

Дверь кабинета была первой, в которую ткнулся Тот, кто не помнил своего имени. То ли ему повезло, то ли инстинкт, гораздо более изворотливый, чем у животных, подсказал, что нужно войти в дверь с табличкой, на которой что-то написано. Именно «что-то», потому что знания о чтении были погребены там же, где и знания, обретенные за всю свою не очень долгую, но в высшей степени бурную жизнь.

В шкафу – одежда, не подходящая по размеру, в эту одежду можно вставить двух таких парней, хозяин ее любил хороший ужин, сладкие и жирные блюда, так что объем его живота соответствовал размерам одежды.

Оделся механически, как робот, как живой мертвец, коим, в общем-то, и являлся. Натянул на себя все, что нашел, в том числе и пыльный, не очень чистый плащ. Ботинки подошли по размеру, но это не обрадовало. Живого мертвеца ничто не радует, ничто не огорчает. Он просто делает то, что должен, то, к чему его призывает инстинкт. Если инстинкт говорит, что надо надеть носки – мертвец их надевает. Если требует захватить плащ – берет и плащ. Потому, что это ПРАВИЛЬНО.

Старые, разношенные ботинки почти не издавали звуков на каменном полу. Впрочем, живой мертвец и шел не так, как обычный человек. Он был похож на призрака – бесшумного, неторопливого и смертоносного.

Охранник упал на пол, выпустив из рук газету, брякнувшись, как мешок с навозом. Бить наповал не стал, только так, чтобы гарантированно выключить. Если вдруг после удара умрет – это его проблемы.

Но человек без имени об этом не думал. Он делал так, как будет ПРАВИЛЬНО.

Ночь приняла мертвеца в свои объятия, как невеста, дождавшаяся жениха из долгого путешествия. Она была слегка прохладной, но теплой, недоверчивой, но ласковой – где ты был? Почему тебя так долго не было? Ведь ночь – это время призраков и мертвецов, вставших из своих могил! Так идем же ко мне, скорее! Я тебя жду!

И он побрел по дороге бесшумной, но неверной походкой. Его слегка шатало, мозг, поврежденный пулей, не до конца еще восстановил контроль над телом, потому в глазах человека время от времени двоилось, а перед лицом начинали мелькать красные круги, будто шаловливый мальчишка раскрутил в ночном воздухе головешку, на конце которой тлел и разгорался красный «фонарик».

Машины, освещавшие фигуру пешехода, проносились мимо, как пущенные рукой Вселенной метеоры, унося своих седоков к теплой постели, в объятия бога Сна. У человека без имени не было теплой постели, не было дома, не было ничего, кроме украденной одежды и настойчивого позыва идти вперед – зачем, почему – он не знал. Как не знал того, где же закончится его путь.

Так он шел два часа, не обращая внимания на редких прохожих, шарахающихся от него, как от привидения. Да он и был похож на привидение – в бежевом, выцветшем до белизны плаще, с русыми, светлевшими в темноте волосами, с лицом, изувеченным жуткими шрамами.

Он шел, не чувствуя голода, жажды, как автомат, как торпеда, пущенная в цель. Вот только что было целью – инстинкт не говорил. Он вообще ничего не говорил, только требовал, толкал: «Идти! Идти! Идти!»

Через два часа человек захотел есть. Организм, который лихорадочно залечивал смертельные раны, перестраивал организм, требовал пищи, требовал «строительного материала», поглощая все резервы, что были заложены при жизни. Регенерация не была такой же, как при жизни, мозг не работал так, как прежде, и не мог управлять процессами с прежней невероятной эффективностью. Мозг управлял лишь теми процессами, которые изначально служили выживанию, выключив все, что, по его мнению, к нему не относилось. По большому счету, от мозга осталось его жалкое подобие, пуля, которая пробила череп, ударной волной нанесла ему такие разрушения, что обычный человек давно бы скончался прямо на месте, не создавая никаких проблем патологоанатому. Но этот случай был совсем другим.