Читать книгу "Другая женщина - Евгения Перова"

Она представила себе, каково это – жить вместе с Митей?

Просыпаться вместе каждое утро, засыпать ночью…

Смотреть, как он работает…

Готовить ему обед, стирать рубашки…

И вздохнула.

Ну, хоть помечтать-то можно?!

Митя перестал шелестеть, перечел написанный текст, почесал нос, потом быстро исправил что-то в двух местах и кивнул: вот так лучше! Протянул, не глядя, руку за чашкой, промазал – Лёка хихикнула. Наконец, нашел чашку, отпил, все так же глядя в экран, и поморщился – кофе холодный! Лёка не выдержала и рассмеялась. Митя повернулся к ней вместе с креслом, вытянул ноги и сказал, закинув руки за голову:

– Привет! Как ты хорошо уклопштосилась!

– Что я сделала?!

– Уклопштосилась! Ну, угнездилась. И долго ты собираешься так сидеть?

– Всю жизнь, – ответила Лёка. – И всю следующую жизнь.

– В халате?

– Могу и без халата!

Они, улыбаясь, смотрели друг на друга. Потом Лёка покраснела и засмеялась:

– Перестань!

– А разве я что-то делаю?

– Ты думаешь!

– Я же не могу не думать! Особенно глядя на тебя…

Лёка вздохнула: она прекрасно знала, что последует дальше. Сейчас ему в голову придет очередная гениальная мысль, и он напрочь забудет про нее – будь она в халате или без халата! Так и есть – Митя нахмурился и, разворачивая кресло, рассеянно сказал:

– Ты знаешь… Мне тут надо кое-что доделать… недолго. А потом я весь твой, ладно?

– Конечно!

Но он уже не слышал. Лёка встала, тихонько подошла и, стоя у Мити за спиной, некоторое время смотрела на слова, выползающие на экран из-под его быстрых пальцев, подобно вереницам черных муравьев, – откуда? Откуда он их берет?! Почему именно эти слова, цепляющиеся друг за друга крепкими усиками смысла и связывающиеся в такие прекрасные фразы?! Иногда она угадывала очередное слово, иногда нет, но увлекательнее занятия не было, и, если бы Митя только позволил, она всю жизнь стояла бы у него за плечом! Но он этого не любил, поэтому Лёка осторожно отступила, но Митя быстро повернул кресло и, ловко ухватив ее за талию, посадил к себе на колени:

– Попалась!

Лёка виновато сморщила нос, но Митя не сильно сердился:

– Сколько раз я просил не стоять над душой, а? Сбиваешь меня… Разве можно работать, когда над ухом сопят всякие Леонидки…

И тут же заглянул ей в глаза: не обиделась ли? И поцеловал.

– Леонидки! Это что такое? Это птички, насекомые, зверюшки или рыбки? – Лёка положила голову Мите на плечо и обвела пальцем скулу, на которой пробивалась щетина: ее страшно забавляло, что усы и борода у него растут совершенно рыжие!

– Выдумщица! Рыбка-бананка, это у Сэлинджера. А насекомое – медведка.

– А! Я помню что-то такое! Медведка – она какая? Мне кажется, лохматая, вроде гусеницы, коричневая, в норке живет…

Митя рассмеялся:

– Медведка – страшный хищник в доспехах! Фильм «Чужой» смотрела? Вот такое, только маленькое.

– Фу! Гадость какая!

– А леонидки… Они полупрозрачные, бледно-зеленые… Крылышки у них, как у стрекоз, только не жесткие, а мягкие! И золотые глаза. Они танцуют в воздухе… в солнечном луче… над ручьем. Над лесным ручьем! А когда солнца нет, они прячутся во мху. Такой густой зеленый мох… Цветет оранжевыми метелочками.

– А они умеют петь?

– Да! Как цикады, только нежней. Очень тихо. На закате…

Лёка шмыгнула носом и уткнулась Мите в шею – плечи ее вздрагивали.

– Я так люблю тебя! Просто невозможно, как сильно!

– Конечно, это такое горе, любить меня, да?

– Не смейся!

– Я совсем не смеюсь, – хрипло сказал Митя, с силой провел рукой по ее спине и, распахнув халат, стал жадно целовать беззащитно откинутую шею, ключицы, плечи, грудь – впиваясь ртом в нежную плоть и оставляя синяки на невероятно белой коже, особенно белой на фоне черной ткани халата. Но даже в эти минуты он не переставал думать о своем тексте, и в тот самый миг, когда сознание наконец вспыхнуло снопом искр и отключилось, он понял, каким должен быть финал!

Глава 6

Перемена участи

Тамара очень не любила, когда дети болели. Конечно, какие родители это любят? Но Томке каждый раз казалось, что дети цепляют всякие гриппы и ангины нарочно, ей назло – сама она почти никогда не простужалась и даже ни разу в жизни не была у зубного врача, а «критические дни» просто ненавидела: и почему этот организм так по-дурацки устроен! Везет мужикам! И когда простудился трехлетний Антошка, тоже сначала злилась: так не вовремя. Отчет на носу, а тут! С утра Антошка куксился, хлюпал носом, подкашливал, но к обеду температура у него подскочила до тридцати девяти! Он горел, метался, никакие домашние средства не помогали, и Томка вдруг впала в страшную панику: точно так же метался и бредил четыре года назад его отец. Она благополучно забыла, что не хотела рожать этого ребенка, а теперь вдруг вспомнила и скандал с мужем, и свое идиотское поведение: а вдруг… вдруг судьба решила ее наказать и Антошка… умрет?! Господи, нет, нет! Она заметалась, не понимая, что делать, и схватилась за телефон, как за спасательный круг: Димка! Позвонить Димке! Тамара не помнила, куда он уехал на сей раз, да никогда и не пыталась особенно запоминать: в командировке, и ладно. Димка ответил сразу – фоном слышались какие-то мужские голоса и невнятный шум. Выслушав жену, он сказал:

– Вызови «Скорую», немедленно! О чем ты только думаешь? Я приеду сегодня.

«Скорую», конечно! Она совсем рехнулась, если не подумала об этом! Томка бормотала, что не надо приезжать, она справится: вернуться Димка должен только в понедельник.

– Я сказал – приеду.

Он приехал в половине первого ночи, когда кризис уже миновал – Антошка заснул, а Тамара сидела, беспомощно опустив руки, сама еле живая. Димка посмотрел на нее тяжелым взглядом, прошел к сыну, поцеловал его в потный лобик – Антошка, не просыпаясь, пробормотал: «Папа…», а Томка отвернулась – для нее у мужа давно уже не находилось такого нежного выражения лица. Димка отпустил жену спать, а сам еще долго ходил по квартире – то в ванну, то на кухню, то к дочери, то опять к сыну. Только к Томке не зашел. Спать она не могла, страх не отпускал. И Тамара все-таки заплакала, как ни крепилась, – горько, безнадежно, отчаянно. Она вздрогнула, когда неслышно подошедший муж лег рядом с ней и обнял. Она вцепилась в него и зарыдала с удвоенной силой, а Димка молча гладил ее по голове.

– Я так испугалась, так испугалась! Вдруг он умрет?! Я тогда жить не смогу!

– Успокойся! Никто не умер, все живы, все будет хорошо.

– Димочка!

Димка нахмурился – она впервые в жизни назвала его так.