Читать книгу "Проклятие семьи Грин - Стивен Ван Дайн"

– С вами приятно, мистер Вэнс. Вы, по-моему, не моралист и ни разу не пустились в соболезнования. Слава богу, у Гринов нет кучи родственников, которые налетают на вас и топят в слезах. Тогда я точно наложила бы на себя руки.

Мы с Вэнсом приходили на неделе еще дважды и неизменно встречали радушный прием. Боевой дух Сибелле не изменял. Если она и страдала от кошмара, который нежданно-негаданно обрушился на ее дом, она с успехом это скрывала. И только по стремлению говорить без обиняков и избегать каких бы то ни было признаков траура можно было заключить, что ужасные события последних недель не прошли для нее бесследно.

Вэнс ни разу прямо не заговорил о преступлениях и тем глубоко меня озадачил. Я был совершенно уверен, что он хочет что-то выяснить, но никак не мог понять, чем ему поможет пустая болтовня. Не будь мы так близко знакомы, я бы подумал, что он увлекся Сибеллой. После каждого визита к Гринам мой друг погружался в задумчивость, а однажды вечером, после чая в ее компании, битый час просидел в гостиной перед камином с открытым Trattato della Pittura[47] да Винчи, так и не перевернув ни одной страницы.

Во время одного из посещений особняка он разговорился с Рексом. Сначала юноша встретил нас неприветливо, но очень скоро Вэнс уже обсуждал с ним общую теорию относительности Эйнштейна, планетезимальную гипотезу Чемберлен – Мультона и теорию чисел Пуанкаре на уровне, совершенно недоступном дилетантам вроде меня. В процессе разговора Рекс почти оттаял и, прощаясь, даже протянул Вэнсу руку.

В другой раз Вэнс попросил у Сибеллы разрешения засвидетельствовать почтение миссис Грин. Извинения за беспокойство со стороны полиции, которые он принес в полуофициальной манере, немедленно расположили к нему старую даму. Он живо интересовался ее самочувствием, задавал много вопросов по поводу паралича – характера болей в спине и симптомов дискомфорта. В ответ на его сочувственное внимание миссис Грин разразилась пространной иеремиадой.

Вэнс дважды разговаривал с Адой, которая уже была на ногах, но все еще носила руку на перевязи. Однако с ним она по непонятной причине становилась почти farouche[48]. Как-то во время нашего визита пришел доктор, и Вэнс из кожи вон лез, чтобы он тоже участвовал в беседе.

Как я уже сказал, я не мог постичь смысла этого бесцельного обмена любезностями. Он ни разу не поднял тему трагедии, разве что очень косвенно, и даже намеренно ее избегал. И все же я заметил, что, несмотря на дружеский характер общения, он внимательно изучает всех обитателей дома. От него не ускользал ни один нюанс, будь то тон, каким произнесено слово, или едва заметная реакция на сказанное. Я знал, что Вэнс копит впечатления, анализирует малейшие особенности поведения и осторожно прощупывает психологические пружины своих собеседников.

Во время нашего пятого или шестого визита в особняк произошло событие, которое стоит изложить подробно, поскольку оно проясняет дальнейшие события. Тогда я не обратил на него особого внимания, но тривиальный на первый взгляд эпизод в самом недалеком будущем приобрел зловещий смысл. Если бы не он, трудно сказать, каких бы еще ужасающих масштабов достигла трагедия Гринов. Однако Вэнс, в минуту одного из своих странных озарений (которые казались абсолютно интуитивными, а на деле проистекали из длительных глубоких размышлений), вовремя вспомнил об этом инциденте и мгновенно соотнес его с другими. И тогда незначительные сами по себе детали вместе приобрели огромный вес.

На вторую неделю после смерти Честера Грина погода заметно улучшилась и порадовала нас ясными, морозными, бодрящими деньками. Снег почти сошел, но землю не отпустило, и обошлось без обычной слякоти, которая следует за зимней оттепелью. В четверг мы с Вэнсом пришли раньше обычного и увидели у ворот машину Вонблона.

– А! Надеюсь, семейный Парацельс никуда не торопится, – заметил Вэнс. – Он меня интригует. Его отношения с Гринами не дают мне покоя.

Когда мы столкнулись в передней, Вонблон уже уходил. Позади, очевидно собираясь его сопровождать, стояли в мехах Сибелла и Ада.

– Погода чудесная, – объяснил он смущенно. – Вот я и надумал покатать барышень на машине.

– Вы с мистером Ван Дайном непременно должны поехать с нами, – подхватила Сибелла, радушно улыбаясь Вэнсу. – Если доктор будет вести слишком темпераментно и у вас заколотится сердце, обещаю сама сесть за руль. Я, можно сказать, профессионал.

По лицу Вонблона скользнула тень недовольства, но Вэнс без колебаний принял приглашение, и через несколько секунд мы уже ехали по городу в большом и удобном докторском «даймлере». Сибелла поместилась на переднем сиденье рядом с водителем, а Ада – сзади, между мною и Вэнсом.

Мы помчались на север по Пятой авеню, пересекли Центральный парк и двинулись по Семьдесят второй улице в сторону Риверсайд-драйв. Послеполуденный водух был еще чист, Гудзон внизу сверкал, как натянутая стальная струна, а береговая линия Джерси на той стороне прорисовывалась четко, как на картинах Дега. По Дикман-стрит мы выехали на Бродвей, а потом свернули на запад на Спайтен-Дайвел-роуд и Палисейд-авеню с видом на старинные засаженные деревьями усадьбы у воды. Далее была чья-то частная дорога с живыми изгородями, Сикамор-авеню и Ривердейл-роуд. Мимо пронеслись Йонкерс, Северный Бродвей, Хейстингс и Лонг-Вю. После Доббс-Ферри мы двинулись по Хадсон-роуд, а в Ардсли снова повернули на запад около полей для гольфа загородного клуба и спустились к реке. За станцией, вместо шоссе, поехали вдоль воды по узкой грунтовой дороге и оказались среди пустынных лугов.

Еще примерно через милю, где-то между Ардсли и Тарритауном, на нашем пути встал бурый холм, похожий на огромный валун. Береговая линия в этом месте образовывала небольшой выступ. У подножия холма мы резко свернули влево и стали огибать его по узкой опасной дороге. С одной стороны был склон холма, с другой – отвесный каменистый спуск к реке с хлипким деревянным ограждением. Совершенно непонятно, как оно могло защитить безрассудного или просто неосторожного водителя.

В самой дальней точке этого небольшого полуострова, прямо над пропастью, Вонблон заглушил мотор. Нашим глазам открылся величественный вид. Гудзон просматривался в обе стороны на многие мили. В то же время место было уединенным – сзади нас полностью скрывал холм.

Несколько минут мы сидели молча, наслаждаясь необычным зрелищем. Первой заговорила Сибелла. В ее капризном голосе звучал вызов.

– Какое потрясающее место для убийства! – воскликнула она, наклоняясь и глядя вниз на крутой склон. – Зачем стрелять, рисковать? Привез кого надо в этот укромный уголок, выпрыгнул, и пусть себе машина с пассажирами летит в пропасть. Еще один несчастный случай, никто и не догадается! Нет, правда, не пойти ли мне в преступники?

По телу Ады пробежала дрожь, она побледнела. Замечание Сибеллы поразило меня своей бессердечностью и бестактностью, если учесть, что совсем недавно пережила ее сестра. Доктора, по всей видимости, тоже потрясла жестокость девушки, потому что он с ужасом на нее обернулся.