Читать книгу "Золотой гребень для русалки - Наталья Солнцева"

— Ходят такие слухи. Всеслава Полоцкого [4] тоже мать родила от чародейства. Называли его колдуном, оборотнем, а княжил он долго-долго.

— Ты это умеешь?

— Зачем тебе, княгиня Радмила, к нечистому способу прибегать? Церковники обвинят тебя, будто действуешь по дьявольскому наущению.

— Им того знать не надо.

— Тебе не хуже меня известно, что князь стар и что из детей у него одни дочери рождались, да и те жили мало, в малолетстве умирали. Худое семя у него, а теперь и вовсе пустое. И не любишь ты его, без любви под венец пошла.

— Меня не спрашивали, — отрезала она. — Можешь обряд произвести или нет?

— Не подобает тебе в грех меня ввергать. Ты — владычица, я — лесной человек. Ослушаться не смею, но и сделать то, что просишь, не в моих силах.

Он лукавил, прятал глаза.

Радмила шагнула к нему, сделала знак — наклонись, мол. Зашептала в самое ухо:

— Идол у тебя есть золотой, сам как собака, со змеиным хвостом и с крыльями. Он, сказывают, посредник между человеками и… — Она подняла голову и выразительно посмотрела на небо. — Жертвуют ему огнем. Может, еще чем? Ты скажи, у меня всего припасено.

Ее дыхание щекотало шею волхва, легонько касалось его губ. Он чувствовал тепло этой юной женщины, запах ее вымытых в любистке волос… Он все предугадал. Проклятие! Ничего нельзя ни изменить, ни избежать. Как бы ему хотелось окунуться в блаженное неведение, хотя бы день, час вкушать дары жизни — без оглядки, без предчувствия ужасного конца.

Он словно оглох и только смотрел на движения ее губ, на грудь под выбеленной по-крестьянски льняной рубашкой, на взмахи ее длинных ресниц. Хороша, дивно прелестна! Если им обоим суждено погибнуть, глупо терять эти последние сладчайшие мгновения любви, страсти. Он чувствовал ее вспыхнувшее вожделение и свою жажду обладать ею, прямо здесь, в густой роще, пронзенной солнечными лучами, напитанной запахами земли и цветов…

— Обряд, говоришь? — Волхв положил руки ей на плечи, привлек к себе, ощущая, как вздрогнуло и напряглось ее тело. — Идола золотого узреть желаешь? А ведомо ли тебе, какой жертвы он требует?..

* * *

Москва. Наше время

Господин Вишняков заказал для «русалки» золотой гребень. Подарок он собирался вручить девушке на новогоднем празднике, оставаясь инкогнито. Он прочитал, что лунными ночами русалки выходят из воды, садятся на высокий камень — как Лорелея — и расчесывают свои длинные волнистые волосы гребнем. Это особый атрибут русалочьей жизни: пока гребень скользит по волосам, они струятся водой, обмывая гладкую нежную кожу речных и морских дев. Стоит гребню куда-нибудь запропаститься, — например, потеряется, или его кто-нибудь украдет, — русалке грозит высыхание. Находясь далеко от воды, она может серьезно пострадать и даже погибнуть.

Если дева забудет гребень подле камня или на берегу, его ни в коем случае нельзя подбирать. Русалка каждую ночь будет являться к дому похитителя, стучать в двери, окна, оглашать окрестности стонами и жалобными стенаниями, пока не получит обратно драгоценную расческу. Попробуйте не отдать, и разгневанная водяная нимфа напустит на вашу семью мор и начнет всячески мстить. Повсюду вас будет преследовать ее заунывный голос: «Отдай гребень! Отдай гребень! Отдай…»

Егор Николаевич пришел в восторг от легенды, вот он и придумал презент со значением, оригинальный. Подобрал эскиз и отправился в ювелирную мастерскую, где работал его давний приятель. Ювелир был рад оказать дружескую услугу, тем более, заказ по его подсчетам тянул на кругленькую сумму. Он похвалил вкус Вишнякова, разглядывая рисунок гребня: длинные прямые зубья, а сверху на полукруглой пластинке — украшение в виде цветущей ветви и птицы с длинным хвостом, причем изгибы ветви и птичьего хвоста образовывают силуэт сердца.

— Вещь восхитительная, с намеком, — ювелир поднял глаза на заказчика.

— Я заплачу за срочность.

— Сложная, тонкая работа, придется повозиться.

Вишняков положил перед ним на стол деньги.

— Этого хватит?

— Вполне, — приятель улыбнулся уголком рта. — Ты знаешь, сколько пойдет золота?

— Догадываюсь.

Вишняков вышел из мастерской довольный. Позвонил Борецкому, предупредил, что привезет друзей, имея в виду Астру и Матвея.

— Их будет двое. Они хотят погулять по Костроме, а оттуда сразу к тебе. Места хватит?

— Конечно! — заверил его тот. — Приедут еще Бутылкины. Помнишь их?

Супруги Бутылкины — Степан и Алина — были одноклассниками Борецкого, костромичами. Илья дружил с Бутылкиными со школьной скамьи, помог Степану наладить бизнес, встать на ноги. Они вместе занимались перевозкой грузов по Волге, оптовой торговлей. Жена Бутылкина — Алина, — домохозяйка, настоящая наседка, родила троих детей и возилась с ними, как курица с цыплятами. Ее с трудом удалось уговорить оставить ребятишек с бабушкой и провести новогоднюю ночь в дружеской компании.

— Это пробный вариант, Егор, — объяснял Борецкий. — Дом только-только отремонтирован, коммуникации не обкатаны, поэтому приглашаю исключительно своих. Может, еще сосед заглянет на огонек. Я с ним познакомиться как следует не успел, но соседей не выбирают, с ними заводят дружбу. Правда, его дом еще не достроен.

— Ты ж говорил, на версту вокруг — ни души.

— Что такое для деревни — верста? — засмеялся Илья Афанасьевич. — Десять верст, это далеко. А одна — рядом. У нас тут все по-простому. Сосед — первый помощник, в случае чего. При наших российских зимах, при всеобщей безалаберности, когда то свет вырубится, то дороги заметет, только взаимовыручка и спасет. Напугал я тебя?

— Ничуть. Я, знаешь ли, люблю экстрим. Комфорт расслабляет мужчину. Суворов говорил: «Чем больше удобств, тем меньше храбрости».

— А твои друзья не обидятся, если вдруг придется печку топить и праздновать при свечах?

— Они люди молодые, непритязательные. Твоя затея им понравится!

— Надеюсь.

— Мы постараемся добраться до Сатина тридцать первого засветло. А «Русалок» ты когда ждешь?

— В тот же день, после обеда, — вздохнул новоявленный помещик. — Это меня больше всего волнует. Артистки все-таки! Надо принять как следует, предоставить большую отдельную комнату. Где их поселить? Ума не приложу! Ладно, разберемся. Я привез с собой из Москвы экономку, Ульяновну.

— Надо было еще горничную прихватить.

— У нас нет горничной, — ответил Борецкий. — Жена терпеть не может посторонних в квартире. К Ульяновне она привыкла, даже не хотела отпускать.

— Что ж ты не нанял еще какую-нибудь женщину?