Читать книгу "Здравствуй, Даша! - Микола Адам"

Ужаснее всего, когда родители хоронят собственных детей. Это неправильно. Сколько сил нужно матери, чтобы выдержать зрелище того, как закапывают ее ребенка? А сколько мужества требуется отцу, чтобы не сойти с ума после похорон от воплей безутешной жены, убивающейся по мертвым детям? Их не вернуть, и она не хочет жить. Сколько усилий должен приложить муж, чтобы его жена смирилась с невозвратимой потерей? Чтобы она сама не отправилась вслед за детьми с помощью петли, вскрытия вен или принятия снотворного в неограниченном количестве? Каково ему будет расстаться еще и с супругой? Если он, конечно, человек, а не мразь какая-нибудь. Хватает ведь и таких, и сколько хочешь.

Юля Пересильд чуть сама не умерла, видя, как убивалась мама Коли Кота в ожидании результатов операции в зале ожидания городской больницы. Нет, она не билась в истерике, не рвалась в операционную с безумными выкриками, даже не плакала. Она сидела на кушетке, на самом ее краешке, маленькая, хрупкая, миниатюрная женщина, застывшая в одном положении, будто мраморная статуя, с остановившимся взглядом остекленевших глаз, не видящих и ничего не замечающих вокруг. Казалось, ее не было в собственном теле, так оно безжизненно выглядело, а находилась рядом с сыном, держала за руку, отдавая свою жизнь и любовь, чтобы он держался и знал, что его ждут, чтобы не заплутал в лабиринте, а вернулся к ней.

От мамы Пиноккио, излучавшей добро, светившейся нежностью и лаской, несло холодом. Камень, дотронувшись до него, и тот показался бы теплее. Юле было страшно смотреть на нее, так до неузнаваемости изменилась Колина мама за несколько часов. Кот-старший нервно курил на улице. Возможно, он был прав не трогая жену и не беспокоя ее.

Юля сидела на полу, не отрывая взгляда от лица Колиной мамы. Женщина даже не моргнула ни разу. Жуть какая. А операция по спасению Пиноккио никак не заканчивалась.

Орлом влетел в зал ожидания Юлин брат Руслан. Высокий, точно каланча, большой, как боксер Валуев. Мускулы его просматривались даже под курткой. Огромными шагами пересекая холл, он в два счета оказался рядом с сестрой.

– Ты цела? – погладил ее широкой ладонью по голове.

– Не видишь? – буркнула Юля.

– Мы взяли Касыма и его отморозков, – произнес Руслан.

– Ты что мне обещал? – в упор посмотрела на брата Юля.

– Твой очкарик сам виноват, – ответил Руслан. – Пойдем отсюда, – потянул сестру за руку. – Завтра вернешься, – сказал, чтобы девочка не сопротивлялась. – Сегодня ты ему ничем не поможешь, – объяснял. – Неизвестно, когда будут результаты операции. А ты должна поспать и утром пойти на учебу, после которой и навестишь своего рыцаря.

Колина мама не шелохнулась, никак не прореагировала на словесную перепалку Юли и Руслана. Их для нее не существовало. И уход брата и сестры Пересильд не заметила, как не заметила и присутствие Юлино, ее взгляд на себе.

Юля набросилась на брата, выйдя на улицу, с обвинениями в его адрес, замолотила кулачками по его широкой груди.

– Это ты виноват! – кричала она. – Ты же обещал защитить его! Посмотри на себя! Шифонер! Пришел бы на стрелку и ничего бы не было! Они бы испугались одного твоего вида!..

– Успокойся, Юля! – пытался закрыть рот сестре Руслан рукой. – Никто не знал, что они переиграют встречу. Стечение обстоятельств, понимаешь?…

– Я ничего не хочу понимать! – вырывалась Юля. – Коля умирает по твоей милости!

– Да не умрет твой Коля! – повысил голос на тон старший брат. – Достала!

Руслан подхватил Юлю на руки, перебросил на спину, понес к машине.

Дома, в вестибюле Юлиной комнаты, в спальню она входить никому не разрешала категорически, девочке вкололи успокоительное. Ей необходимо было поспать. Уложили на диван. Руслан принес из своей комнаты одеяло, укрыл им сестру.

Ей снился Пиноккио. Он стоял на пустыре и звал Юлю с собой. Она бежала к нему и никак не могла добежать, словно бежала на месте, как на тренажере. А он все звал и звал. Почему приснился такой сон? Что он означал? Ясно одно, что Коле нужна Юлина помощь. С этой мыслью Юля прожила все уроки в лицее, пока не оказалась в больнице. Ее не хотели пускать к нему. Мол, не родственница. Не говорили, где он лежит. Будто какую-то секретную тайну хранили. Юля безрезультатно провела несколько часов у приемного покоя. Потом пришел Колин папа. Она кинулась к нему.

– Как Коля? – заглядывала в его глаза, как собака.

– Лучше, – ответил Кот-старший, такой же костлявый, как и сын, худой и в очках, с зачесанными назад черными с проседью волосами.

– А можно к нему? На минуточку только…

– Почему нельзя? – пожал плечами Колин папа.

Пиноккио лежал уже в отдельной палате. Из реанимации его перевезли днем. Операция прошла успешно. Жизненно важные органы вне опасности. Но трубки капельницы настораживали. Мама Колина, абсолютный антипод вчерашней, мертвой и ледяной, излучала тепло и свет. Она искренне улыбнулась Юле, поздоровавшись с ней. Тактично увела мужа в коридор, оставив сына наедине с посетительницей.

Юля села у кровати больного на стульчик, оставленный его мамой. Стул еще хранил тепло ее тела. Провела рукой по лбу Пиноккио.

– Ну, привет, – произнесла, а из глаз потекли слезы, оставляя дорожки с размазанной тушью на щеках. – Ты только не умирай, – прошептала, осторожно взяв вялую Колину руку в свою. – Помнишь, «…пожалуйста, только живи, ты же видишь, я живу тобою. Моей огромной любви хватит нам двоим с головою…»

ЭПИЗОД 25

В Дом культуры на репетицию Даша спешила как на свидание. Она имела право так считать, потому что между нею и Николаем Михайловичем пробежала искра. Иначе зачем вся эта забота со стороны режиссера? Наверняка он испытывал к Даше влечение, а может быть, и влюбился, только дальше заботливой опеки идти не смел, опасаясь ее неадекватной реакции в ответ на предложенные чувства. Пойди пойми, что у малолетнего подростка в голове. Даша и сама испытывала непонятную тягу к Николаю Михайловичу, будто околдованная им. Как вспомнит его глаза и прищуренный взгляд – так и хочется лететь, как бабочке на пламя, к нему одному, а дальше будь что будет. И никакие трезвые аргументы не останавливали. Сколько раз Даша мчалась к Николаю Михайловичу сквозь дожди, грозы, бури и туман, правда, во сне! Она просыпалась, вздрагивая, будто от его касаний рук. Сны начали ее преследовать с самого первого раза, как она увидела Николая Михайловича, еще даже не запомнив его лица как следует. Но глаза четко отпечатались в памяти. Зеленые, теплые, притягательные, всасывающие в себя, как в трясину. Не удивительно, что ее засосало по уши. Она и не сопротивлялась особо. Зачем? А предложение сыграть в спектакле главную роль приняла с таким восторгом, что аж пятки зачесались от желания, только виду не подала, держала марку. Мол, знала себе цену. Да, Белая, запала ты на дяденьку не на шутку! В дочки, конечно, ты ему не годишься, но разница в возрасте должна быть большая, учитывая то, что Николай Михайлович – взрослый состоявшийся мужчина, а Даша – школьница даже не выпускного класса. Мама ее с говном съест, когда узнает о дочкином увлечении, если у дочки что-то будет с режиссером. Не дай Бог, бэйби принесет в подоле. Во прикол – беременная эмо. К тому же мама еще ведь ничего не знает и о том, что Даша – эмо. Сюрпризы посыпятся, точно яблоки на Ньютона, на голову бедной мамочки, когда она вернется из своей поездки, никому не нужной, по сути, кроме нее самой. Оттопырится не по-детски…