Читать книгу "Что это значит: быть собой? - Дженни С. Мэнсон"

В определенный момент я выбыл из представителей среднего класса, хотя ежедневно присутствую среди них в качестве внушающего доверие гостя. Так или иначе, я был вынужденным участником, но в связи с разводом я сошел со сцены. Я ничего не вложил и ничего не получил. Брак был хорошим прикрытием и на какое-то время включил меня в неоспоримый членский состав. После развода я утратил право на владение загородным домом и легковым автомобилем, а также перестал посещать гольф-клубы, и мне было наплевать, какая школа в районе является самой лучшей. Как бы то ни было, я никогда не платил членские взносы в этом обществе, невзирая на учебу в Оксфорде и соответствующую работу. Все это было лишь тем, чем я занимался, а не тем, кем я был на самом деле. Странно не принадлежать к среднему классу сейчас, когда к нему принадлежат почти все. На самом деле в том месте, где я живу после развода, живет много людей, которых я назвал бы рабочим классом. Некоторые из них живут в домах, принадлежавших когда-то их родителям (я не имею в виду бабушкину квартиру), и работают здесь же неподалеку. Часть из них любит складировать у себя в палисаднике сломанные холодильники и вышедшие из строя микроволновые печи – средний класс неодобрительно бы поглядывал за ними в окно. К их числу я также не отношусь, но чувствую себя среди них более непринужденно. Раньше мне приходилось терпеть разговоры о ландшафтном дизайне, а теперь я стригу газон и красуюсь перед соседями. Вы должны приложить усилия, чтобы стать средним классом (если только вы не родились в семье, принадлежащей к верхним слоям общества, где это право дается при рождении). Вы должны верить в средний класс, как в образ жизни. Это не происходит с вами просто так.

Как я не даю себе заскучать, когда остаюсь в стороне от говорящего мира? Дома я пою для себя, причем довольно громко. Я очень тщательно воспроизвожу мелодию, но это намного хуже, чем честно признаться в отсутствии слуха, однако я убеждаю себя, что это лишь вопрос практики. В один прекрасный день я стану петь как Роберт Плант или Кейт Буш. Я не разговариваю сам с собой, но непосредственно перед сном я изображаю радио. У меня в ванной есть транзисторный приемник, который я слушаю, пока чищу зубы, принимаю таблетки и так далее. Когда я его выключаю и поднимаюсь по лестнице в спальню, я продолжаю подражать радио. Особенно мне нравится это делать, если последним услышанным в этот день был голос – старый, с ирландским акцентом, слащавый, надменный или какой-то еще. Если голос был с ирландским акцентом, то я пародирую его, говоря с очень ярко выраженным акцентом. Я поднимаюсь по ступенькам, невнятно бормоча себе под нос. Я знаю, что это первый признак помешательства, поэтому я вынужден убеждать себя, что я вполне нормален. Я представляю, как соседи слушают меня сквозь стены – думают ли они, что в доме поселился ирландец, или считают, что я сошел с ума? Кроме того, я громко отвечаю на вопросы радио– и телевикторин, чтобы убедиться, что я не жульничаю. Я могу так быстро ориентироваться в дисках с фильмами, что начинаю считать себя Джеком Бауэром или Тони Сопрано.

Я становлюсь зацикленным на чистоте, причем не столько на личной гигиене, сколько на чистоте в доме. Стоя на кухне, разговаривая с кем-то из детей, я замечаю, как неосознанно провожу пальцами по полочке и проверяю наличие на пальцах серого налета. Когда в начале года я посещал родительский дом сразу после смерти моей сестры, я до блеска начистил все медные ручки на кухне. К ним не прикасались с тех пор, как они были прикручены тридцать с лишним лет тому назад. Я думаю, может, мне сначала следует навести порядок и чистоту, прежде чем приниматься за написание романа, пьесы или чего-то еще. Но с двумя детьми этот день, похоже, никогда не наступит.

Я не слышу голосов (по крайней мере, пока) и не верю в сверхъестественные силы (как минимум, при включенном свете). Я не думаю, что мы одиноки в нашей безбожной Вселенной. Можно было бы представить, что когда-то боги составляли нам компанию, но потом в определенный момент удалились или исчезли, и мы чувствуем их отсутствие. Во-первых, если Бога не было, более одинокими мы бы от этого себя чувствовать не стали. Говорят, нельзя скучать по тому, чего вы никогда не имели, а я не имел в душе Бога. Наша Вселенная является единственным, что мы имеем, и мы прекрасно обходимся без усложняющей все божественности. Я позволяю себе называться атеистом на фоне всех этих Теистов. Я пишу это слово с заглавной буквы, чтобы избежать путаницы (как и с Ним). Я написал пару абзацев об этом, можно ли будет принять их за определение этому термину? Впрочем, это плохая шутка. Атеисты характеризуются убежденностью в том, что Бог существует, а мы, заблуждающиеся, в него не верим. Это не совсем справедливо. Если я не верю в зубную фею, получу ли я за это какое-то определение? Например, а-дента-спирит-ист (по аналогии с определением а-те-ист)? Мне кажется, что именно люди, которые верят в зубную фею, должны быть охарактеризованы как необычные (после определенного возраста, когда начинают исчезать вымышленные друзья). То же самое должно происходить с Богом. Да, кстати, моя подружка видит призраков. На самом деле. Ничего особенного, просто видит и все. Я не верю в призраков, но я верю ей.

Я знаю многих людей, которые верят в нечто, в какую-то высшую силу. Я не завидую им, но мне часто кажется, что высшая сила специально придумана для удовлетворения их индивидуальных потребностей – все дело в той пустоте, которую вам нужно заполнить. Иногда у них появляются разногласия с этой высшей силой («моя высшая сила не понимает меня»). Когда я слышу, как кто-то борется со своей высшей силой, я рад, что у меня одним собеседником меньше. Я убежден, что если бы верил в Бога, то спорил бы с ним очень много. Беспокойство вызывает то, что люди всегда прощают Бога, закрывая глаза на Его недобросовестность и недостатки. Всякий раз, когда Он ошибается, это воспринимается как своего рода испытание для нас. Станем ли мы обвинять кого-то другого, а потом с улыбкой прощать? Неужели Он не может найти для нас более легкие испытания, которые не предполагают случайного насилия и все более изощренных болезней? Письменный экзамен был бы намного гуманнее.

Как же я обхожусь без Него, без его охраны и покровительства на жизненном пути? Я думаю, что обладаю врожденным оптимизмом. Боже (прости, господи), моя бывшая жена горько посмеялась бы над этим, а любой, кто прочитал, будет озадачен, однако я обхожусь. И сам недоумеваю. В основе этого нет ничего, кроме свойственного мне оптимизма – точно так же, как человеку с клинической депрессией свойственна подавленность. Вы не должны неправильно понимать мои взгляды на бурный восторг по отношению к жизни. Без сомнения, здесь имеет место химическая реакция. Бога не существует, и я не возражаю. Ведь его не было все те годы, когда я ходил в воскресную школу, а были только скользкие полы, на которых я катался, так что для меня это не новость. Я ничего не имею против того, чтобы быть одиноким во Вселенной, но я не хочу быть одним на Земле. Однако я надеюсь, что все будет хорошо. Не обязательно для меня, без каких-то конкретных пожеланий, а просто в целом.

О каких собственных частях тела мне известно лучше всего, если пройтись по этим запущенным трущобам? Мне кажется, что мой центр находится где-то в районе носа или в самом носу. Об этом свидетельствует не зуд или щекотание в ноздрях, а скорее теплая вибрация, ощущаемая под переносицей и в носовых отверстиях. Возможно, мой нос представляет собой прибор слежения. Само по себе это свойство может быть не очень существенным. Тот факт, что нос находится в точке пересечения линий, проведенных между глазами и ртом, то есть, как я полагаю, в самом центре восприятия, может оказаться чем-то большим, чем простое совпадение.