Читать книгу "Шелепин и ликвидация Бандеры - Леонид Млечин"

Академик Милица Васильевна Нечкина, обласканная советской властью, описала в дневнике, какой страх охватил ее, когда весной 1962 года ей позвонили из КГБ:

«Внезапно звонок:

— Говорят из Комитета госбезопасности…

Смятение! Ужас! В чем дело?

Нежный голос (женский):

— Пожалуйста, прочтите нам доклад о Герцене на нашем вечере 4 апреля.

— Знаете, я очень занята. Как раз, возможно, в этот вечер, заседание…

— Да, да, нам все известно (соврали, заседание назначено на другой день).

Пришлось согласиться. Объясняю, как приехать за мной: во дворе, 2-й подъезд, подниметесь на 6-й этаж…

— Да, да, мы все это знаем (и это знают!)

Прочла — как же можно было отказаться?!!»

После увольнения Георгия Константиновича Жукова с поста министра обороны Хрущев распорядился возобновить оперативное наблюдение за маршалом и сам знакомился с материалами слежки. Маршала постоянно подслушивали, в его окружении находились осведомители комитета госбезопасности.

Председатель КГБ докладывал о настроениях и разговорах Жукова лично первому секретарю ЦК КПСС.

В пятьдесят девятом умер Герой Советского Союза генерал-лейтенант Владимир Крюков, бывший командир кавалерийского корпуса. Он был очень близок к маршалу Жукову, поэтому осенью сорок восьмого генерала посадили. Обвиняли Крюкова в том, что он участвовал в мнимом заговоре, во главе которого стоял маршал Жуков, а заодно и в том, что он вывез из Германии много трофейного имущества. Крюкова избивали до потери сознания, требуя, чтобы он дал показания о предательстве Жукова.

Генерала Крюкова приговорили к двадцати пяти годам. Вслед за ним отправили в лагерь и его жену Лидию Андреевну Русланову, замечательную исполнительницу русских народных песен. После смерти Сталина маршал Жуков добился освобождения Крюкова и Руслановой.

Когда Крюков умер, на поминки пришли маршалы Жуков и Буденный. Присутствовавшие там осведомители КГБ составили очередное донесение. После чего председатель КГБ Шелепин отправил в ЦК КПСС записку о «нездоровых, политически вредных разговорах», которые вел на поминках Жуков:

«В процессе беседы среди присутствующих был поднят вопрос и о принятом Постановлении Совета Министров Союза ССР N 876 от 27 июля 1959 года о пенсиях военнослужащим и их семьям.

Тов. Жуков по этому вопросу заявил, что, если он был бы министром обороны, он не допустил бы принятия Правительством нового Постановления о пенсиях военнослужащим и их семьям. Далее он сказал, что тов. Малиновский предоставил свободу действий генералу армии Голикову, а последний разваливает армию.

«В газете “Красная звезда”, — продолжал Жуков, — изо дня в день помещают статьи с призывами поднимать и укреплять авторитет политработников и критиковать командиров. В результате такой политики армия будет разложена».

Высказывания Жукова по этому вопросу были поддержаны тов. Буденным.

По имеющимся в КГБ при Совете Министров СССР данным, большинство офицерского состава Советской Армии правильно восприняло Постановление Совета Министров Союза ССР N 876 от 27 июля 1959 года о пенсиях военнослужащим и их семьям».

Записку Шелепина разбирали на заседании президиума ЦК. Создали комиссию под руководством Брежнева, которая побеседовала с двумя маршалами — Буденным и Жуковым.

Буденный сказал, что ничего плохого не говорил и не слышал. Он комиссию не интересовал и был быстро отпущен. Комиссии нужен был Жуков. Георгия Константиновича вызывали в ЦК КПСС и «воспитывали», иначе говоря угрожали, требуя, чтобы он держал язык за зубами. Выдающийся полководец в очередной раз вынужден был оправдываться и каяться.

На судьбе вдовы генерала Крюкова Руслановой это отношение к Жукову тоже отразилось. Петь ей, конечно, не мешали. Но она жаловалась, что власть ее недолюбливает. Лидия Андреевна Русланова так и осталась всего лишь заслуженной артисткой.

На даче маршала Жукова была установлена аппаратура прослушивания, записывались даже его разговоры с женой в спальне. Он был лишен всех постов, исключен из политической жизни, а КГБ держал маршала под постоянным контролем. Это продолжалось и при Брежневе. Его все еще боялись в Кремле, да еще и завидовали славе и всенародной любви…

Поэты, балерины, прозаики и другие проблемы советской власти

В пятьдесят восьмом году нобелевскую премию по литературе присудили Борису Леонидовичу Пастернаку. Вместо радости за выдающегося соотечественника власть испытывала злость и раздражение.

Фактически премии был удостоен роман Пастернака «Доктор Живаго». Годом ранее роман появился на итальянском, потом на других иностранных языках. Опубликовать роман на русском языке Пастернаку не позволили.

Первым проявил бдительность Дмитрий Трофимович Шепилов. За два месяца до присуждения Пастернаку нобелевской премии его назначили министром иностранных дел, но он все еще оставался секретарем ЦК и не забывал об идеологических делах.

24 августа 1956 года КГБ доложил в ЦК, что рукопись романа Пастернака передана итальянскому издателю. Отдел культуры ЦК получил указание оценить роман. Познакомиться с текстом не составило труда, поскольку автор предложил его журналам «Знамя» и «Новый мир», альманаху «Литературная Москва» и Гослитиздату.

31 августа Шепилов информировал товарищей по партийному руководству:

«Мне стало известно, что писатель Б. Пастернак переправил в Италию в издательство Фельтринелли рукопись своего романа “Доктор Живаго”. Он предоставил указанному издательству право издания романа и право передачи его для переиздания во Франции и в Англии.

Роман Б. Пастернака — злобный пасквиль на СССР.

Отдел ЦК КПСС по связям с зарубежными компартиями принимает через друзей меры к тому, чтобы предотвратить издание этой антисоветской книги за рубежом…».

Отдел культуры и международный отдел ЦК развернули бурную деятельность в надежде помешать изданию романа. Не получилось. Затем столь же тщетно пытались сорвать присуждение Борису Пастернаку Нобелевской премии в области литературы. И это не вышло.

23 октября 1958 года Борис Леонидович был удостоен Нобелевской премии по литературе «за выдающиеся достижения в современной лирической поэзии, а также за продолжение традиций великого русского эпического романа».

В тот же день по записке Суслова президиум ЦК принял решение организовать кампанию осуждения Пастернака, поскольку присуждение ему премии «является враждебным по отношению к нашей стране актом и орудием международной реакции, направленным на разжигание холодной войны».

Старшим идеологическим секретарем была Екатерина Алексеевна Фурцева. Ей поступали все бумаги по «делу Пастернака». Она требовала от отделов ЦК принятия мер, она же одобряла или отвергала предложения отделов. Суслов и Поспелов были у нее на подхвате. Фурцева и Суслов оба были членами президиума, но Екатерина Алексеевна тогда еще нравилась Хрущеву, а Михаил Андреевич не очень…