Читать книгу "Кровь земли - Вячеслав Миронов"

– Она гораздо лучше раскрученной американской Zippo. Я уж не знаю, сколько производитель заплатил режиссеру «Крепкого орешка‑2» за то, чтобы Брюс Уиллис бросил именно такую зажигалку на керосиновый след и самолет с террористами взорвался в воздухе, но эта сцена всему мира запала в память. С другой стороны, в моей зажигалке колесико спрятано внутрь. И если грязные или мокрые руки, то огонь ты всегда добудешь. Более герметичная, крышка у Zippo с ее запатентованным звуком открывания быстро разбалтывается, при падении гнется, петля изнашивается. А здесь еще вот, смотрите! – Сигарета в угол рта, морщится от дыма в глаз – вытаскивает баллон, куда заливается бензин. – Видите – свеча! Я уже не говорю про «шторку», которая опускается для обеспечения усиленного доступа воздуха, чтобы лучше горело! И вот… из-за массового безумия о вреде табака эта фирма с историческими корнями прекратила свое существование! Тысячи людей остались на улице.

– Вы сильно расстроены?

– Да! Черт побери! Я сильно расстроен! Мир безумен! Зачем бороться с табаком? Почему побеждает заведомо слабая зажигалка! Мир сходит с ума! Мало кто замечает это! Все слишком погружены в себя. Это все заговор!

– Может, пройдем в дом? А то гости Билла и Эшли уже поглядывают в нашу сторону. Завтра будут судачить в баре, что управляющий напился и нес чушь. А там, глядишь, и руководству донесут.

– Эти? – Он посмотрел в сторону дома, откуда мы пришли. Народ там стоял у порога.

Сотрудники приветливо помахали Скотникову.

Он помахал в ответ.

– Эти могут. Доносительство у них в крови. Они не прошли через ужас 1937 года. Хотя, может, и не заметили этого при Гувере и Маккартуре. А в России стучать нельзя!

– А! ГУЛАГ!

Евгений с презрением посмотрел на меня.

– Что вы можете знать, австралийцы, о ГУЛАГе! Только из фильмов, да пары-тройки книг. Не знаете – не трогайте эту тему.

Мы вошли в дом. Планировка такая же, как у соседей. Наверное, тут у всех такая.

Обстановка чисто холостяцкая. В зале диван, старое продавленное кресло, большой телевизор, музыкальный центр. По комнате раскиданы вещи. Несколько футболок, рубашки. В доме сильно пахло сигаретами и сигарами. На журнальном столике стояла огромная пепельница, набитая всевозможными окурками.

Там же стояла открытая коробка кубинских сигар. Стояла цилиндрическая упаковка с китайскими сигаретами. Раскрытая пачка с арабскими сигаретами. И пачка американских. Кажется, в курении Джон был неразборчив. Что угодно, лишь бы это можно было курить. Как же он ненавидит мир и самого себя, что ускоряет собственную кончину, как может.

Он ушел на кухню.

– Что будете пить?

– Может, для начала чай, а потом уже посмотрим?

– Можно и чай. Обычный черный?

– Да. На ваш вкус. Молока, я понимаю, у вас нет?

– Молока у меня нет. Но есть лимон.

– Очень хорошо. С лимоном.

Я прошел за ним в кухню. Минимум посуды в открытом шкафу. В раковине пять тарелок и кружки. Видимо, чистые кружки закончились, и Джон стал их мыть. На видном месте нарисовалась кофе-машина, одна из последних моделей стоимостью не менее пятисот долларов. Опять пепельница, забитая окурками.

– Пока думайте, что будете пить после чая. – Он открыл холодильник, там было не менее десяти бутылок водки различных марок, и польская, и израильская, и русская «Столичная».

Увидев, как округлились у меня глаза, Джон хохотнул:

– Штампы мышления аборигенов. Все считают, что если русский, то нужно дарить водку. Вот и дарят. А может, пытаются споить, чтобы занять мое место. Кто их знает, этих американцев.

– Я сам, честно, до сих пор не понимаю американцев, – подыграл я ему.

– О! Они уже не те американцы, что были раньше, трудолюбивые, двигающие прогресс и науку вперед! Сами уже ничего не делают, не думают. Нанимают, переманивают таланты со всего мира. Потому что их система образования прогнила напрочь. И эту же систему тиражируют по всему миру. В Советском Союзе была прекрасная система образования. Англичане ее скопировали, адаптировали под себя, теперь со всего мира богатые родители отдают своих отпрысков учиться бриттам, платят за это большие деньги. А тем временем их вербуют там, переформатируют. Как говорил товарищ Гитлер, гореть ему в аду: «Кто владеет детьми – владеет будущим мира!»

– Он так говорил?

– Где-то читал. Может, цитата не точная, но близкая к тексту.

– Он во многом был прав, как управлять сознанием масс. И современные политтехнологи взяли это на вооружение.

Пока закипал электрический чайник, Джон закурил.

– Как же сигнализация? – показал я на противодымный датчик. Его светодиод моргал, показывая, что он исправен.

– А! – беспечно махнул рукой Джон. – Скотчем залепил отверстие. Ничего он не сработает. Все нормально. Не переживайте.

– Периодически проходит же инспекция. Они осматривают, проверяют работоспособность.

– Ко мне не заходят. Во-первых, я тут как мэр этой деревни. Во-вторых, начальник службы безопасности Гейтс – мой товарищ. Мы – два одиноких волка. И судьбы в чем-то схожи. Правда, он – служака до мозга костей, а я – сугубо гражданский. Но жизнь нас побила сильно. Во!

Джон закатал рукав рубашки. Вся рука была огромным шрамом от чудовищного ожога. Он был различных цветов, от синюшно-синего, с переходом в багровый, до малинового, местами не хватало кусочков мышц. Неприятное зрелище.

Он раскатал рукав, затушил окурок и прикурил новую сигарету.

– Чай, – напомнил я.

– Ах да! Простите. Вы-то здесь ни при чем. А я вываливаю на вас свое горе.

– Пока вы ничего не вывалили. И даже ничего толком не рассказали. Ни про Ближний Восток, ни про Россию.

– Зачем вам это?

– Я очень любопытный. Одно дело – услышать о стране со слов туриста, который восторженно будет рассказывать, где он был, или, наоборот, всех клясть, и совсем другое – услышать от того, кто проработал там длительное время, окунулся в их жизнь не с парадного входа, а с черного, кто испил горькую чашу эмигрантской жизни до дна. А то, что касается парадного входа, я прочту в путеводителях для туристов.

Я был в России и на Ближнем Востоке. Не скажу, что понравилось. Не из-за природных условий, просто я не понял ни русских, ни арабов.

– Так у вас коммерческий интерес?

– Скорее академический.

– Что же вас интересует? – Он разливал чай, резал лимон.

– Что вы сочтете возможным мне поведать. Начните сначала. Как вы оказались на Ближнем Востоке. Понимаю, что у вас накипело на душе. Выговоритесь. Я не психолог – денег с вас не возьму.

– Вот уж спасибо вам за это! – усмехнулся Джон. – Чай с сахаром?