Читать книгу "Дневник ведьмы - Елена Арсеньева"

Ага, кивнула сама себе Алёна, так вот почему поиск по словам «Патрик Жерар – Жерарди» не дал результата! И она продолжала читать интервью с Оноре.

«Для удобства я так и буду ее называть – Николь Жерар. С точки зрения юриста, дело не представляло особого интереса: ведь обвиняемая сразу и незамедлительно признала все возводимые на нее обвинения. Прокурор в своей речи сравнивал ее с небезызвестной мадам де Бренвилье, поскольку Николь Жерар тоже была отравительницей, да и причина преступлений была одна и та же: деньги. Однако у мадам де Бренвилье, несмотря на то что против нее была масса улик, пытками выжимали каждое слово.

Николь не запиралась ни в чем, хотя, сказать правду, улики против нее были очень, очень косвенными. И, окажись у нее хороший адвокат, очень может статься, она так и не взошла бы на гильотину. Патрик тоже находил между двумя дамами много общего, и прежде всего страсть к пороку. У Бренвилье – страсть к деньгам и клиническая, даже патологическая безжалостность. У Николь Жерар – страсть к деньгам и плотскому греху. И все-таки Николь вызывала у него странную жалость. Судя по материалам дела, обвинение базировалось прежде всего на дневнике Николь Жерар. Патрик не читал его – дневник был возвращен сестре Николь через два года после ее казни и канул в семейных архивах. Скорее всего, он безвозвратно утрачен. Однако, судя по некоторым словам обвинителя и адвокатов, в этом же дневнике содержались факты, которые отчасти оправдывали Николь. И поэтому Патрик испытывал к Николь нормальную человеческую жалость, в то время как мадам де Бренвилье вызывала у него столь же нормальное человеческое отвращение. Он настолько заинтересовался судьбой Николь, что увлекся историей этой семьи, начал искать документы, имеющие отношение к другим ее родственникам. Правда, многие нити были оборваны, многие пути затеряны, и вот единственное, что ему удалось узнать: одна из правнучатых племянниц Николь вышла замуж за какого-то человека родом из Нуайера в Бургундии. Патрик загорелся мыслью встретиться с женщиной. Понимаете, он, кроме всего прочего, носился с теорией, что наследственная страсть к пороку может проявиться даже по непрямой линии через много поколений. Возможно – так, возможно – нет, теперь трудно судить, потому что исторические изыскания Патрика Жерара окончились ничем – их оборвала смерть. Он умер, так и не найдя ответа на свои вопросы…»

Интервью с мэтром Оноре было довольно длинным, но дальше Алёна читать не стала. О Патрике Жераре он больше не упоминал. Понятно, что достопочтенный мэтр ничего не знал о том, что ее интересует. Спасибо, впрочем, и за то, что он сообщил! Итак, историк искал родственников Николь в Нуайере и Муляне. Странно, почему он называл при поисках фамилию Жерарди… Ведь Клод, сестра Николь, была замужем за мсье Превером, а уж сколько раз менялись потом фамилии ее дочерей, внучек, правнучек…

Нет, невозможно ни понять ход мыслей Патрика, ни восстановить его изыскания. Очень может быть, что существовали какие-то его журнальные публикации, ведь не в стол же он писал, но мэтр Оноре не давал никаких ссылок, не называл ни одного печатного издания. Ну что ж, возможно, в каталогах Национальной библиотеки (той, которая раньше находилась во дворце самого герцога де Ришелье) и можно найти публикации Патрика Жерара, но где та библиотека, а где Алёна! Сейчас ей в Париж никак не выбраться, на целый день не оставишь дом, который всецело на ней. Да и как объяснишь причуду Марине? К тому же игра не стоит свеч. Как говорят в таких случаях французы? Да точно так и говорят. Ведь если Патрик приехал сюда, в Бургундию, искать родню Николь, значит, его изыскания не были закончены, то есть явно были не записаны и не опубликованы. Хотя насчет «не записаны» – не факт. Наверняка у него был какой-нибудь блокнот. И там имелись какие-то заметки, которые его, очень может быть, и погубили. И теперь блокнот находится у его убийцы, а не то разорван в клочки и выброшен.

Да полно! Был ли мальчик-то? Был ли убийца? Может, и убийцы-то никакого не было… Ведь никто ничего не заподозрил в смерти, только Алёна с ее складом ума писательницы-детективщицы. Но тому самому складу не дают покоя две зацепки. Первая: почему Патрику Жерару, чтобы умереть от сердечного приступа, понадобилось заходить в глубину леса? Что он там такое увидел или что там с ним случилось, что вызвало мгновенную смерть? И вторая: почему, зачем, для чего он называл фамилию Жерарди? Алёне казалось, что все это неспроста. Это могло быть приманкой. Приманкой для того, кто спрятал дневник Николь в столь странный и столь надежный тайник.

Да, историк не ошибся. Он забросил приманку, надеясь поймать рыбку. Рыбка клюнула и утащила с собой рыболова.

Алёна сердито мотнула головой и в очередной раз сказала себе, что она просто цепляется к чему не надо, потому что ее разум устал жить только простым бытом, ей осточертела обыденность, ей непременно нужно замутить какой-нибудь сюжет, какую-нибудь интригу – даже на пустом месте.

Она ведь наркоманка сюжетосложения! Да-да, наша героиня даже попыталась посмеяться над собой. Но трезвости рассудка хватило ненадолго, и снова ее мысли, будто голодные осы, закружились вокруг пиршественного, медового стола – интриги: Патрик Жерар или знал, или предполагал, что кто-то из потомков семьи Жерарди находится в Муляне, и хотел дать им понять, что он – знает. Было ли ему точно известно, кто он, тот человек? Неведомо. Может быть, потом узнал, уже после того, как задавал свой вопрос Жоффрею. Так или иначе, он волей-неволей спровоцировал того человека на убийство…

«Да ты опять? – в очередной раз попыталась осадить себя Алёна. – У тебя паранойя!»

И тут же забыла о суровом приговоре, вынесенном себе самой. Потому что вспомнила еще кое-какие детали.

Никаких повреждений на теле Патрика не было, сказал Жоффрей. А маленькая царапина, скажем, на руке… нуда, скорей всего, на кисти, на запястье. Или, может быть, на лице порез после бритья? Ничего такого, на что никто не обратил бы внимания, могло сыграть роковую роль, тоже не было? Алёне стоило огромного труда подавить желание немедленно позвонить Жоффрею и задать этот вопрос. Где-то она вычитала такую фразу: «После того как французы открыли для себя Достоевского, они считают всех русских немного сумасшедшими». После ее звонка Жоффрей будет считать сумасшедшими если не всех русских, то Алёну совершенно точно. А уж если она спросит, не находили ли рядом с телом кожаную перчатку… Нет уж, можно не сомневаться, что убийца тщательнейшим образом избавился от всех улик!

Убийца, улики… Алёна слегка ущипнула себя за руку – просто от злости на собственную одержимость. Ну куда она суется со своими досужими выдумками? Вот ведь как некстати случился острый приступ голода по какой-нибудь криминальной ситуации, которую она потом опишет в своем романчике! Ночами, во сне, она испытывает острые приступы голода совсем иного рода – по сердечному восторгу, по любви, которую можно было бы описать опять же в романчике. Но с тех пор, как из ее жизни исчез Игорь…

Так, лучше о голоде криминальном.

На самом деле вся причина воинствующих домыслов в том, что Алёна обнаружила дневник Николь Жерарди. Если бы не случайная находка, она никогда не узнала бы о существовании Патрика Жерара и не зацепилась за известие о его странной смерти. Но она узнала – и зацепилась…