Читать книгу "Вознесенский. Я тебя никогда не забуду - Феликс Медведев"

Так вот, сразу же после знакомства с Вознесенским мы решили написать песню на его стихи. И он стал приглашать меня на свои творческие вечера. Запомнился вечер в битком набитом зале имени Чайковского. Вознесенский был тогда в полном фаворе, страшно знаменитым. Как интересно было слушать его новаторские, свежие, откровенные стихи. Они запоминались, приковывали.

Андрей дарил мне свои книги с автографами. Храню их, как реликвии. В одной из книг мне пришлись по душе несколько стихотворений, к которым захотелось сочинить мелодию. Одно из них – «Реквием» («Возложите на море венки…»).

Песня звучала в популярной телепередаче «Человек. Земля. Вселенная», которую вел космонавт Виталий Севастьянов. Мало того, эту песню стали исполнять сразу несколько музыкальных групп.

Но в начале 80-х по какой-то причине «Реквием» из эфира сняли. Возможно, нужна была более проходная вещь, телевидение становилось иным. В актуальной программе «Молодежь на марше мира» нашей песне тоже не дали «зеленую улицу».

Потом я написал на стихи Вознесенского еще две песни – «Человек надел трусы» и «Подайте искристого к баранине», посвященного Игорю Северянину. Все эти вещи войдут в мой новый альбом.

Началась перестройка. К нам регулярно стали ездить американцы. И вот к визиту какой-то внушительной группы из США я написал песню на стихи Андрея «И в твоей стране, и в моей стране». Ее перевели на английский, она стала хитом. В это время киношники организовали большую советско-американскую форум-тусовку под названием «За выживание» с участием Грегори Пека и Роберта де Ниро.

На Новом Арбате выстроили огромную сцену. Наша песня про две страны имела грандиозный успех. Но далеко не все знали, что автором стихов является Андрей Вознесенский. Почему? По тем временам стихи звучали весьма смело, как говорится, на грани фола. Чего стоит, например такая строка:

Идиотов бы поубрать вдвойне

И в твоей стране, и в моей стране…

Произошел забавный эпизод. Я предложил спеть эту песню Алле Пугачевой. Алла приехала ко мне, стала читать текст. И вдруг говорит: «Слушай, давай вот здесь изменим слова, пусть будет так: «Но спокойно спят, хоть живут в говне, и в твоей стране, и в моей стране». И зачеркнула куплет, вписав свой вариант. Я говорю: «Алла, нам не разрешат исполнить такое. Тем более что нельзя править чужой текст». Она в ответ с иронией: «Ты думаешь? Ну, ладно, хотя очень жаль…».

Любопытно, правда? Заведу тебя, как коллекционера. Эта правка-автограф хранится у меня до сих пор.

Какой-то Новый год, кажется, 79-й, мы справляли вместе с Андреем. С ним была Лаврова.

Весьма любопытный эпизод произошел в Париже. В то время я как режиссер работал с моим другом Михаилом Шемякиным над сюжетом про художника. Оператором был Юрий Клименко, которого многие считают самым лучшим нашим оператором.

Решили пойти в ресторан «Распутин», чтобы записать рассказ Шемякина. Надо заметить, что после ставшей знаменитой скандальной истории, когда Шемякин с Высоцким устроили в «Распутине» стрельбу из пистолетов, им запретили вход в ресторан. Поэтому Миша решил сделать съемку на фоне «Распутина», что было совершенно естественно, потому что сюжет посвящался истории этого легендарного заведения. Подъезжаем к ресторану, в руках у Клименко кинокамера. И вдруг происходит настоящее чудо: завидев Шемякина, грозный швейцар расплывается в широкой улыбке и провозглашает: «О, кто к нам пришел! Миша, проходи, как дела? Милости просим…»

Шемякин удивился и обрадовался неожиданному повороту событий.

Входим в зал. Играет оркестр, снуют официанты. Осматриваемся. И вдруг видим Андрея Вознесенского. Подошли, обнялись. Поэт был не один, с какой-то дамой-американкой.

«Какая встреча! – приветствует Андрея Шемякин. – Давно не виделись, надо выпить». Достав из кожаных штанин тысячу франков, Миша дает команду оркестру: «Играйте для моих друзей из Москвы, мы гуляем!» Щедрость Шемякина всеизвестна, тем более на разгул.

Вознесенский выглядел уставшим, и я понял, что ко времени нашего прибытия он собирался покинуть этот праздник жизни. Он стал отказываться от настойчивого приглашения Шемякина посидеть. Но не тут-то было – Мишу «голыми руками» не возьмешь. «Андрей, ты должен остаться!» – завелся Мих. Мих.

Вознесенский в растерянности. И тут я говорю: «Миш, а ты знаешь, что у меня на стихи Андрея есть несколько песен?» Шемякин, обрадованный таким поворотом, бросает: «Ну, так давайте послушаем…» Я сел за рояль и стал исполнять все свои песни на стихи Андрея. Оркестр подыгрывает.

Вознесенский растаял, выпил шампанского… Чувствовалось, что он был горд за столь неожиданный концерт в его честь. Особенно перед американской подругой.

После столь чудного действа Шемякин с поцелуями отпустил знаменитого поэта, продержав его в нашей компании около трех часов.

P. S. Хочу заметить, что изложенный выше рассказ войдет в книгу Анатолия Бальчева о ночной богемной Москве брежневской эпохи, которую он сейчас готовит к печати.

Март 2011

Не послушавшись Пастернака, я все-таки завел архив…

80 страниц из 1000

Борис Пастернак написал: «Не надо заводить архива…». Я его не послушался, и в 1958 году, прочтя первые публикации Андрея Вознесенского, завел-таки архив публикаций о ярко начавшем свой творческий путь поэте. Для юноши, только что окончившего школу, это стало увлекательным, но нелегким делом. Жил я в небольшом городке, в котором маленькая библиотека и газетный киоск возле автостанции являлись единственными просветительскими точками. Пропахав библиотеку, я, конечно же, не обнаружил ничего связанного с творчеством новоявленного поэта, кроме публикаций в «Литературной газете» (1958) и в журнале «Знамя» (1959), с которых и начался его творческий путь.

С них же начался и мой архив. Стихи переписал в толстую тетрадь, а позже в Москве раздобыл оригиналы публикаций. Как раздобыл? Взял да и поехал в редакции этих изданий, где и получил первые «единицы хранения» будущей «вознесенскианы».

Насколько же тяжела была в то время доля архивариуса! Я следил за газетами и журналами, где выходили стихи Вознесенского и печатались критические отзывы о его творчестве, заводил «блат» в киосках близлежащих населенных пунктов, где мне стали оставлять «под полой» нужные литературные издания (средства массовой информации уже становились дефицитом), узнавал о первых устных выступлениях моего героя в Москве…

Запомнился устный выпуск альманаха «День поэзии» в открывшемся в 60-м году магазине «Москва» на улице Горького. В сборник вошли и стихи Вознесенского. Прямо в магазине за прилавком выступали самые знаменитые тогдашние поэты. Я приобрел сборники Ярослава Смелякова и Василия Казина, на которых мэтры оставили автографы.

Когда не удавалось раздобыть книгу, журнал, газету, в которых писали о Вознесенском, я переписывал нужные тексты от руки (занимался этим даже в Ленинской библиотеке). С той поры сохранился пропуск в главное книгохранилище страны.