Читать книгу "Лидерство во льдах. Антарктическая одиссея Шеклтона - Альфред Лансинг"

Животное снова выпрыгнуло из воды как раз в тот момент, когда появился Уайлд со своим ружьем. Морской леопард заметил Уайлда и решил напасть на него. Между тем Уайлд опустился на одно колено и хладнокровно начал стрелять в надвигавшегося зверя. Убить его удалось только тогда, когда он уже был в каких-то тридцати футах от Уайлда.

В лагерь тушу пришлось везти на двух собачьих упряжках. Более двенадцати футов в длину, около тысячи ста фунтов живого веса. Этот вид хищных тюленей походил на леопарда только пятнистой шкурой и поведением. При его разделке в желудке нашли комья шерсти диаметром по два — три дюйма — все, что осталось от съеденных им крабоядных тюленей. Челюстную кость морского леопарда размером почти девять дюймов подарили Орд-Лису как сувенир в память об их встрече.

Тем же вечером Уорсли сделал в своем дневнике такую запись: «Невооруженному человеку без лыж в мягком глубоком снегу не выжить при встрече с этим животным, потому что оно двигается размашистыми скачкообразными движениями со скоростью по меньшей мере пять миль в час. Эти существа нападают без повода, видя в человеке пингвина или тюленя».

Охота продолжилась и на следующий день, несмотря на то что поверхность льда была топкой из-за теплой и сырой погоды. Удалось убить и доставить в лагерь четырех крабоядных тюленей. Пока их разделывали, Орд-Лис на лыжах вернулся к лагерю и доложил, что нашел и убил еще троих. Но Шеклтон заявил, что у них уже есть запас мяса на месяц вперед, и приказал оставить туши там, где они лежали.

Многие не поняли такого решения. Гринстрит писал, что считает данный поступок «довольно глупым… так как предыдущие расчеты вплоть до настоящего времени не оправдывались, и лучше всего было бы готовиться зимовать здесь».

Гринстрит был прав. Как и большинство других, он считал, что запастись как можно большим количеством мяса очень благоразумно, так думал бы и любой другой простой человек. Но Шеклтон не был простым человеком. Он свято верил в свою непобедимость, а поражение воспринимал как признание собственной беспомощности. И то, в чем другие видели разумную предосторожность, Шеклтон считал позорным допущением возможного поражения.

Его упрямая самоуверенность напоминала оптимизм. И у этой черты характера было две стороны: прежде всего, силой убежденности он зажигал пламя в сердцах людей; как сказал Маклин, просто находиться рядом с ним уже было стоящим опытом. Вот что делало Шеклтона таким прекрасным лидером. При этом поразительный эгоизм, рождавший в нем такую огромную самоуверенность, порой ослеплял его, не позволяя смотреть правде в глаза. Ожидая от других столь же безграничного оптимизма, он даже раздражался, если его не возникало. Шеклтон чувствовал, что подобное отношение провоцировало сомнения в нем как в лидере, способном заботиться об их безопасности.

Несмотря на то что предложение доставить в лагерь еще трех тюленей было абсолютно безобидным, Шеклтон воспринял его как акт неверности. В другое время он наверняка отнесся бы к этому иначе. Но сейчас он стал гиперчувствителен. Почти все, за что он принимался: экспедиция, спасение «Эндьюранс», две попытки перейти в безопасное место, — заканчивалось провалом. В довершение всего жизни двадцати семи человек были в его руках. «Я очень устал, — написал он однажды. — Наверное, это постоянная нагрузка». Затем чуть позже добавил: «Мне очень нужен отдых, чтобы я мог ни о чем не думать».

Следующие несколько дней тоже не дали повода для оптимизма. Погода продолжала портиться, что уже казалось просто невозможным. Днем температура поднималась до тридцати семи градусов, часто шел мокрый снег с дождем; «обычный шотландский туман» — называл такую погоду Уорсли. Люди почти ничего не делали, только сидели в палатках, пытаясь уснуть, играли в карты или просто думали о еде.

Маклин писал: «Появилась чайка-поморник. Она подлетела к нашей помойной яме с внутренностями тюленей и прочими отходами и наелась до отвала — счастливая чайка».

Джеймс в палатке Шеклтона «попытался заняться физикой, вспоминая о своих прошлых теоретических работах», но вскоре ему это наскучило. Обитатели палатки Уайлда занимались перетаскиванием с места на место своих спальных мешков, поскольку от тепла тел снег таял, лишая единственного блага — сухого места для сна. Некоторые даже потеряли интерес к банджо Хасси. Макниш жаловался: «Сейчас Хасси мучает нас своими шестью известными ему мелодиями для банджо».

А 9 января Шеклтон написал: «Я беспокоюсь обо всей своей команде». И на то имелись причины. Почти целый месяц не было ветров сильнее бриза, и даже они дули в основном с севера. За прошедшую неделю удалось добыть лишь двух тюленей. Таким образом, люди почти не двигались с места, а запасы мяса неумолимо заканчивались. Убежденность Шеклтона, что его хватит на целый месяц, оказалась беспочвенной. После десяти дней, проведенных в лагере «Марк-Тайм», начало сказываться постоянное напряжение. Гринстрит писал: «Монотонность жизни действует нам на нервы. Нечего делать, некуда идти, никаких перемен в окружающем нас мире, никакой еды или вообще чего-либо. Боже, пошли нам поскорее открытую воду, иначе мы сойдем с ума».

Затем, 13 января по лагерю прошел слух о том, что Шеклтон хочет убить собак, чтобы компенсировать недостаток мяса. Люди отреагировали по-разному: одни покорно согласились, другие пришли в шок и ярость. Тем вечером во всех палатках велись жаркие споры о ценности собак и потребности в питании. Основная мысль этих дискуссий заключалась в том, что собаки были чем-то большим, нежели просто тягловая сила или определенное количество фунтов живого веса; сказались глубоко спрятанные эмоции и привязанность. Для людей, заброшенных судьбой в это пустынное место, одной из основных потребностей стала любовь. Несмотря на то что собаки друг с другом бывали грубы и даже злы, никто не сомневался в их преданности и верности людям. И они отвечали им искренней любовью, которая была значительно сильнее чувств, испытываемых суровыми путешественниками в обычных обстоятельствах.

При мысли о потере Граса — щенка, родившегося год назад на «Эндьюранс», — Маклин с болью писал: «Он прекрасный песик, работящий и с добрым нравом. Кроме того, я был с ним с самого его рождения, кормил и тренировал его. Помню, как он маленьким щеночком сидел в моем кармане, откуда торчал только нос, покрытый инеем. Я брал его с собой, когда управлял упряжкой, и с самых первых дней он проявлял большой интерес к тому, чем занимаются другие собаки».

В любых других условиях это были бы просто плохие новости. Но сейчас многие восприняли приказ чуть ли не как катастрофу. Их обида была огромной. Некоторые, например Гринстрит, обвиняли во всем Шеклтона, причем небеспочвенно. Гринстрит писал: «…нынешнее состояние наших припасов стало таким только из-за запрета Босса добыть тюленей, когда это было возможно, а также из-за отказа просто пойти и забрать зверей, убитых Орд-Лисом… Его незыблемый оптимизм на протяжении всего этого времени кажется мне непроходимой глупостью. Он постоянно считает, что ситуация наладится, не обращая внимания на то, что все может пойти совершенно иначе, и вот сейчас мы в тупике».

Следующим утром Шеклтон вообще не упоминал об убийстве собак. Вместо этого он приказал переместить лагерь, потому что их льдина таяла с опасной быстротой. Вся поверхность была покрыта следами сажи от жировой печи и притягивала солнечное тепло. В полдень начали строить дорогу из ледяных блоков, чтобы перейти по разводью на льдину, находившуюся в ста пятидесяти ярдах к юго-востоку от них. Передвижение закончили днем. Новое место назвали лагерем Терпения.