Читать книгу "Ловчила - Александр Чернов"

Когда Хвостов вошел в кабинет Смыслова, "профессор оккультных наук" сидел за одним из столов с ярко горевшей над ним лампой и, вставив в глаз увеличительное стекло, разглядывал кусок материи с темным пятном.

— Здравствуйте, Владислав Николаевич! — приветствовал Хвостов эксперта и присел на стул.

Смыслов скосил на майора один глаз и, возвращаясь к прерванному занятию, скрипучим голосом произнес:

— Ну, здорово! С чем пожаловал?

— Я по делу об ограблении ювелирного магазина и убийстве охранника. Помните?

Эксперт отложил лупу.

— Сегодня утром я же дал все необходимые по этому делу заключения. — Смыслов был как всегда в своем амплуа недовольного всем человека.

— Это я знаю. Я не о том. — Хвостов достал из кармана кителя небольшой будильник в целлофановом пакете и положил на стол. — Эти часы вам знакомы?

— Ты свой ментовский тон оставь, я у тебя не на допросе, — проворчал эксперт, однако взял часы и внимательно на них посмотрел. — Они из ювелирного?

Хвостов знал, что, несмотря на грубоватые манеры, Смыслов добрый и отзывчивый человек, не обижался на него, а в душе посмеивался. Когда нужно было для пользы дела, даже льстил. Очень важно сохранять хорошие отношения с экспертом, тем более таким толковым и грамотным, как Владислав Николаевич.

— Все верно, часы из "Бриллианта". Я всегда поражаюсь вашей феноменальной памяти. Как вы умудряетесь запоминать и держать в голове столько информации?

— Ладно, ладно, раскудахтался! — проскрипел Смыслов, однако в душе весьма польщенный похвалой майора. — Ну, видел я эти часы, там, в витрине они лежали на разбитой полочке. Что с того?

— Они работали?

— Почему нет? Тикали.

— Это точно?

— Я тебя не понимаю, Боря. Что значит точно?

— Когда мне подсунули часы, стрелки на них показывали одиннадцать пятьдесят. Это якобы время смерти охранника. Будто он, падая, разбил рукой витрину и полочку, на которой стояли часы. Они упали и остановились. Во время осмотра места происшествия вы могли не заметить этого?

На мясистом пористом лице Смыслова с мохнатыми бровями возникло презрительное выражение.

— Иными словами ты хочешь спросить, не прохлопал ли я очевидный факт, указывающий на время смерти охранника?

— В общем, да! — улыбнулся Хвостов.

— Глупости! — отрезал эксперт. — Тебе подсунули примитивную наживку, и ты проглотил ее.

— Пока нет.

— Но заглотнул — это точно. Это трюк, Боря! Я отлично помню, что часы шли.

— Я не сомневаюсь в ваших словах, — склонил голову майор. — В таком случае, Владислав Николаевич, не могли бы вы установить, по какой причине они остановились?

— Попробую, — без особого энтузиазма согласился Смыслов. — Тебе нужно письменное заключение?

— Желательно.

— Тогда придется подождать до завтра.

— Раньше никак нельзя? — прохрустел Хвостов.

— Ты что же думаешь, — возмущаясь нахальством майора, изрек Смыслов, — кроме ограбления "Бриллианта" у меня больше никаких дел нет?

— Я все понял, Владислав Николаевич! — майор встал, подняв руки. — Приду завтра.

— Проваливай! — рыкнул эксперт и снова взялся за лупу.

Хвостов вышел на крыльцо предупредить Алика, что сейчас они выезжают, затем поднялся в свой кабинет за фуражкой. Там его поджидал Селиванов.

— Как дела? — на ходу поинтересовался майор.

При появлении начальника Женя встал.

— Был я у соседей Бериковой, Борис Егорович. Пирожковы их фамилия.

Занятый своими мыслями Хвостов слушал рассеянно.

— И что там?.. — Он подошел к своему рабочему месту и стал складывать бумаги в кейс.

— Я говорил с отцом и сыном и пришел к выводу, что Сараев мог совершить преступление.

— Каким образом?

Задетый невниманием шефа Селиванов обиженно заявил:

— Я, наверное, плохо излагаю свои мысли устно. Хотите, представлю письменный отчет?

Хвостов щелкнул замками на кейсе и добродушно сказал:

— Не ершись, Женя. Мысли сейчас гудят у меня в голове, как пчелы в потревоженном улье. Выкладывай, почему ты думаешь, что Сараев мог совершить преступление?

— Его никто не видел от двадцати трех тридцати до часу.

— Он же спал у соседей.

— Откуда мы знаем, спал он или нет? — загорячился Женя. — Возможно, он притворялся, а когда остался один, то вышел из квартиры, прихватив с собой ключ. Его Пирожковы в ящике трюмо держат. Времени Сараеву как раз хватило бы для того, чтобы добраться до "Бриллианта" около полуночи и убить охранника. После совершения преступления он вернулся, открыл дверь и улегся на свое место. Ни Пирожков, ни его жена за это время в квартиру не спускались, их младший сын спал, а старший вернулся с улицы в час ночи. Так что твердого алиби у Сараева нет.

— Все это очень сложно, — покачал головой Хвостов. — Не забывай, убийца готовился к преступлению. А откуда Сараев мог заранее знать, что окажется в квартире Пирожковых?

— Да, но он мог рассчитывать на то, что его уложат где-нибудь спать и оставят без присмотра.

— А если бы его уложили в одной из комнат Бериковой? Он вряд ли мог бы тогда покинуть квартиру и вернуться в нее незамеченным.

— Я что-то не понимаю, — подозрительно сказал Женя. — С какой целью вы послали меня к Пирожковым?

На птичьем лице Хвостова возникло подобие улыбки.

— Проверить алиби Сараева.

— Я его опроверг. Чего же вам еще нужно?

— Доказательства, а не рассуждения. В общем, в этом направлении нужно еще работать. На сегодня с тебя поездок хватит. Займись текущими делами. Приведи в порядок протоколы, подшей их. Меня сегодня не жди. Возникли, понимаешь ли, новые факты по нашему делу. Поеду, проверю.

Нахлобучив фуражку, Хвостов подхватил кейс и, громыхая костями, направился к выходу.

Глава двенадцатая

Подъезд был шикарным: лакированные, отделанные под дерево панели, филенка, белоснежный потолок. Все это великолепие заканчивалось на втором марше лестницы. Дальше шли обшарпанные стены.

Двери на самом верхнем четвертом этаже открыл низкорослый, голый до пояса мужчина лет тридцати. Голова у него была бритая, круглая, как футбольный мяч, на который будто наклеили оттопыренные уши, густые широкие брови и глазки-бусинки. Широкоплечий, он резко сужался книзу и всем своим обликом напоминал джинна, выпущенного из бутылки. Увидев человека в милицейской форме, мужчина блатным голосом изрек:

— Я три дня дома сидел, начальник, никого не трогал!