Читать книгу "Невесты и куртизанки - Шейла Бишоп"

Так казалось Каролине. Она дрожала от гнева и сочувствия. Вся жалость, которую ей следовало бы испытывать к Аде, вдруг обратилась к Фрэнсису. Ей хотелось подойти к нему, пробить холодное кольцо изоляции, и удерживал ее страх не перед тем, что подумают другие, а перед тем, что он может ее отвергнуть. Она колебалась, собирая все свое мужество перед этим отчаянным шагом, и вдруг обнаружила, что шанс упущен! Вошедший слуга возвестил, что карета подана! Это был момент разочарования.

Анна, как могла, помогала полковнику Корбету успокоить чуть ли не бьющуюся в истерике Бетси: послала за горничной и флаконом с нюхательной солью. Затем рассеянно посмотрела на Фрэнсиса.

– Ах, мисс Прайор! Мне очень жаль, что вам пришлось пережить такой неприятный вечер! Я не могу отпустить вас одну! Тейви! Проводите до Мартленда мисс Прайор, хорошо? Потом Бриггс отвезет вас обратно в дом священника.

Ничего не поделаешь, ей помогли сесть в фаэтон, и они отправились в путь по дорожке для экипажей, потом по холму от деревни, выехали на главную дорогу и, немного проехав по ней, свернули в Мартлендскую долину. Вечер стоял ясный, прошло меньше недели после самого длинного дня в году, и небо было бледным и светящимся. Однако в лесу было мрачновато, и вряд ли при таком освещении можно было заметить следы разрытой земли. Ехали молча; обоим было о чем подумать.

– Они никогда его не обвинят! – произнес наконец Октавий.

– Надеюсь, что не обвинят. Против него нет никаких доказательств. Лорд Элтем слишком убит горем, чтобы понимать, что говорит.

– В любом случае они никогда не тронут человека такого ранга. Или тронут, как вы думаете? Кто знает?

Похоже, Октавия это очень тревожило, и это было больше, чем обычное любопытство. Каролина, повернув голову, рассмотрела его при свете, проникавшем в окна экипажа, и поразилась увиденному. Октавий был очень бледен и, казалось, не мог сдержать волнения: его руки двигались вверх-вниз, хватаясь за пуговицы камзола, шейный платок, кармашек для часов. Неужели его так напугало предположение, что тело девушки зарыто в лесу? Некоторые люди не выносят вида крови. Правда, никакой крови пока не было, но достаточно и этих испачканных туфель, чтобы разыгралось воображение. Или пробудились воспоминания?

Она решила, что им обоим будет лучше поговорить о чем-нибудь отвлеченном, и спросила его, более или менее наобум, не доставит ли он послание миссис Харпер.

– А, хорошо. Если хотите. То есть… я, может быть, некоторое время ее не увижу. Наверное, я почти немедленно уеду! Вероятно, завтра!

Каролина была потрясена. Только сегодня вечером она слышала, как он убеждал Филиппа Дейнджерфилда на несколько дней поехать на рыбалку.

– Вы уезжаете в Бодмин? – спросила она, зная, что один из его братьев служит там викарием.

– Бодмин? Разумеется, нет. Это вас не касается… знаете, я не ответствен перед моей семьей! – Несколько секунд спустя он сказал: – Мне надоел Оксфорд! Если война не кончится, я поступлю на военную службу.

Она не знала, как реагировать на такие заявления.

Они ехали по Мартлендской долине. Экипаж подъехал к ферме, и Каролина вышла, пожелав Октавию спокойной ночи.

Ее голова была загружена мучительными воспоминаниями о прошедшем вечере, она заново переживала сцену в оранжерее, но, войдя в дом, столкнулась с новой и довольно неожиданной ситуацией.

Пока ее не было, на ферму приехал Артур. Он пришел в ужас от слухов о происшествии в Хойл-Парке и решил забрать свою семью обратно в Лондон. Оставшуюся часть лета они проведут в Рамсгите.

Глава 16

Незачем говорить, что Каролине вовсе не хотелось уезжать из Девоншира. Но она понимала, что ее никто не поймет и не послушает. Лавиния никогда не хотела ехать в Мартленд, няне здесь не нравится, и хотя дети в первую неделю наслаждались жизнью, ограничения, последовавшие за исчезновением Ады, их раздражали, да и погода не радовала.

Поэтому Каролина без возражений приняла решение Артура, отправилась спать, негодуя против собственной беспомощности, и лежала, думая о Фрэнсисе Обри. Ее очень тревожили два обстоятельства: во-первых, она боялась, что его могут вскоре арестовать за убийство, и, во-вторых, что вряд ли им когда-нибудь удастся встретиться еще раз. Оба обстоятельства она воспринимала как несчастья, причем одинаково серьезные, хотя признавала, что Фрэнсис вряд ли согласен с ней. Она даже представляла себе, как он позабавился бы над таким сравнением. Как любопытно ковать узы сочувствия из малопривлекательного металла иронии! Теперь Фрэнсис казался ей интереснее, необычнее всех, кого она знала. Очарованная его живым и оригинальным умом, она вспоминала внешние выражения этой живости: быстрая реакция проницательных серых глаз, тонкие модуляции голоса, уверенные движения. Невозможно было поверить, что когда-то она считала его скучным и уродливым. Почему-то сейчас она была убеждена, что он не совершал ничего, в чем его подозревают!

Она неподвижно лежала в тоске и глядела в темноту. Рама окна дребезжала под порывами ветра, гуляющего по долине.

Мысли ее плавно перетекли к Октавию. Отвлеченная приездом Артура, Каролина забыла о нем, но сейчас странное поведение Октавия в экипаже вновь заинтересовало ее. Он вел себя так необычно, что она была убеждена: ему известно о происшествии в Хойл-Парке больше, чем всем остальным! Но что? Кому рассказать об этом? Элтему, которого она искренне жалела, но который, похоже, находясь во власти своих чувств, был не в состоянии трезво анализировать ситуацию? Дейнджерфилдам, с которыми она едва знакома? Безусловно, остается лишь сам Фрэнсис, имеющий право узнать любую мелочь, относящуюся к делу!

Наконец Каролина заснула беспокойным сном и рано проснулась. По-прежнему испытывая усталость и странное чувство нереальности, она поднялась, чтобы упаковать свои вещи. Дилижансы приедут не раньше одиннадцати. (Для такой большой компании на этот раз пришлось нанять два, и Артур все время ворчал по поводу дороговизны.) Каролина нашла младшего мальчика Даффетов и, пообещав заплатить ему, попросила отнести в Хойл-Парк записку лорду Фрэнсису.

С чувством выполненного долга она уселась на скамейку позади дома. Погода прояснилась, солнце ровно сияло с бездонного голубого неба; в такую погоду пойти бы на пляж! Из верхнего окна до нее доносились голоса Лавинии и няни: они готовили в дорогу младших детей. Артур во дворе возился с багажом. Винни с Беном напоследок качались на качелях и распевали песенку, запавшую им в головы в последние два дня, вероятно, потому, что она соответствовала атмосфере таинственности, царившей вокруг:

Человек в пустыне спросил меня:

Сколько клубники растет в море?

Я ответил ему: «Столько же, сколько

Красной селедки в лесу!»

И кто же этот человек в пустыне, эта таинственная фигура, которая, должно быть, стоит за исчезновением Ады Гейни?