Читать книгу "Дворец ветров - Мэри Маргарет Кей"

Это было непросто, ибо ревнивая ненависть мальчика к женщине, занявшей место фаранги-рани и поработившей его отца, успела расцвести пышным цветом и глубоко пустить корни. Но на свою беду Лалджи всегда был падок на лесть, и нотч тешила его тщеславие неискренними комплиментами и щедрыми подарками. Отказавшись от прежней политики, она настойчиво советовала радже уделять больше внимания старшему сыну и в конечном счете добилась если не дружбы, то хотя бы перемирия с Лалджи.

– Кто-нибудь, – сказал Кода Дад, нисколько не тронутый внезапной переменой настроения рани, – должен напомнить мальчику о тигре из Титаганджи, который притворился вегетарианцем и пригласил буйволенка на обед.

Придворные тоже поначалу отнеслись к новому положению дел скептически и предсказывали, что оно не продлится долго. Но недели текли одна за другой, а рани по-прежнему оставалась в добрых отношениях со своим пасынком. В конце концов ситуация утратила новизну и со временем стала восприниматься как должное, что очень радовало раджу и нравилось почти всем придворным ювераджа – кроме старой Данмайи, которая решительно отказывалась доверять нотч, и Хира Лала, разделявшего ее мнение.

– Никогда не доверяй змее или шлюхе, – сардонически процитировал он известную поговорку.

Положение Аша тоже ненадолго улучшилось с переменой обстановки при дворе. Ювераджу, счастливому и довольному жизнью, хотелось загладить прежнюю несправедливость к мальчику, который все-таки однажды спас ему жизнь, хотя Лалджи больше не подозревал свою мачеху в причастности к тому происшествию. Теперь он не сомневался: то был несчастный случай, а коли так, значит, у него больше нет необходимости настаивать на присутствии Ашока во дворце и нет никаких веских причин ограничивать его свободу. Казалось естественным разрешить мальчику выходить в город, когда он пожелает. Но Лалджи был невероятно упрям, и гордость не позволяла ему отменить однажды отданный приказ. Однако он решил впредь обращаться с Ашоком лучше.

На какое-то время юверадж восстановил Аша в прежнем положении своего товарища и доверенного лица. Но это продолжалось недолго. Мальчик не знал за собой никакой вины и не понимал, почему он снова попал в немилость, как не понимал и того, почему недавно юверадж неожиданно опять приблизил его к себе. Но факт оставался фактом: Лалджи вновь без всякого видимого повода ополчился против него и с тех пор относился к нему с беспричинной и неуклонно возрастающей враждебностью. Положенная не на место вещица, разбитая безделушка, порванная занавеска или захворавший попугай – эти и десятки других мелких неприятностей вменялись в вину Ашу, и он нес должное наказание за них.

– Но почему я? – спросил Аш, озадаченный необъяснимой переменой настроения Лалджи, по обыкновению делясь своими бедами с Кода Дадом. – Что плохого я сделал? Это нечестно! Почему он так обращается со мной? Какая муха его укусила?

– Одному Аллаху ведомо, – пожал плечами Кода Дад. – Возможно, какой-нибудь придворный возревновал к благосклонности, которую юверадж снова стал проявлять к тебе, и нашептал ему клеветнические измышления против тебя. Благосклонность принцев порождает зависть и вражду окружающих, а тебя многие не любят. Например, некто по прозвищу Биччху.

– Ах, он. Биджу Рам всегда меня ненавидел, хотя я понятия не имею почему. Я не делал ему ничего плохого и никогда не становился у него на пути.

– В этом я не слишком уверен, – сказал Кода Дад.

Аш вопросительно взглянул на него, и Кода Дад сухо промолвил:

– Тебе никогда не приходило в голову, что он может работать на рани?

– Биджу? Но… но такого быть не может, – пробормотал ошеломленный Аш. – Он не стал бы… ведь он пользуется чрезвычайной благосклонностью Лалджи и получает от него дорогие подарки, и… Нет, он не пошел бы на такое…

– Почему? Не сам ли юверадж прозвал его Биччху? И с полным на то основанием. Говорю тебе, у Биджу Рама такая же холодная кровь, как у его тезки. Более того, в моих родных краях за Хайбером есть поговорка: «У змеи, скорпиона и шинвари нет сердца», – и, видит Аллах, в отношении шинвари это истинная правда. Послушай, сынок, в городе да и здесь, в Хава-Махале, поговаривают, что этот человек – ставленник рани и получает от нее хорошие деньги за свою работу. Если это правда, в чем я не сомневаюсь, тогда и у него, и у этой женщины есть все основания ненавидеть тебя.

– Да. – Голос мальчика прозвучал еле слышно, и он зябко поежился, почувствовав, что земля уплывает у него из-под ног. – Бедный Лалджи!

– Поистине бедный, – спокойно согласился Кода Дад. – Разве я не говорил тебе много раз, что у высокопоставленных особ жизнь не всегда легка и безмятежна?

– Да, но в последнее время он так сильно переменился к лучшему. Он стал гораздо счастливее – и добрее тоже. Со всеми, не только со мной. Но теперь вдруг я оказался единственным, кого он постоянно бранит и наказывает, причем всегда за то, чего я не делал. Это несправедливо, Кода Дад! Это несправедливо!

– Чушь! Это слова малого ребенка, – проворчал Кода Дад. – Люди всегда несправедливы – и молодые, и старые. Тебе уже давно пора понять это, сынок. А что говорит Хира Лал?

Но Хира Лал просто подергал свою серьгу и сказал:

– Я же предупреждал: быть беде.

А поскольку он не пожелал ничего добавить к данному замечанию, оно не особо помогло делу.

Спустя несколько дней Лалджи обвинил Аша в порче своего любимого лука, сломавшегося во время стрельбы по мишени. Мальчик заявил, что не притрагивался к нему, но Лалджи не поверил и велел крепко вздуть его. Именно после этого Аш попросил у ювераджа разрешения оставить службу и покинуть Хава-Махал. На свою просьбу он получил отказ и вдобавок был поставлен в известность, что он не только остается на службе у его высочества, но отныне не имеет права покидать крепость ни при каких обстоятельствах. Иными словами, ему запрещалось сопровождать Лалджи и раджу во время выездов на соколиную охоту на равнины или в предгорья и выходить в город с Кода Дадом или любым другим человеком. Хава-Махал наконец превратился в ту самую тюрьму, которой представился Ашу, когда он впервые вошел во дворец: ворота закрылись за ним, и пути к бегству не было.

С наступлением холодов Сита простудилась и начала покашливать сухим кашлем. В этом не было ничего необычного: она и прежде частенько простужалась. Но на сей раз она никак не могла оправиться, хотя отказалась обратиться за советом к хакиму и заверила Аша, что хворь пустяковая и пройдет, как только свежие зимние ветра прогонят влажную жару затянувшегося сезона дождей. Однако жара на плато уже спала, и дувший с гор прохладный ветер приносил слабый запах сосновой хвои и снега.

Из Мардана пришли вести от Зарина, но вести плохие. Разведчики вступили в сражение с одним из пограничных племен, и его брат Афзал, средний сын Кода Дада, пал в бою. «Такова воля Аллаха, – сказал Кода Дад. – Написанного в Книге Судеб не изменить. Но он был самым любимым у матери».

Это была печальная осень для Аша, и она была бы еще печальнее, если бы не стойкая поддержка маленького, но преданного союзника – Каири-Баи. Ни порицания, ни прямые запреты не оказывали никакого действия на Каири. Она ускользала от своих служанок с легкостью, приобретенной за годы практики, и каждый день тайком прибегала к Ашу на балкон башни Мор-Минар, очень часто принося с собой фрукты или сласти, либо утаенные из своей собственной порции, либо украденные у Лалджи.